Голодные игры. И вспыхнет пламя. Сойка-пересмешница
Шрифт:
– Нам снова придется работать вместе. Так что давай, выкладывай все, что ты обо мне думаешь.
Я вспоминаю нашу яростную стычку на планолете. Мне хотелось убить Хеймитча. Однако теперь я говорю только:
– Поверить не могу, что ты не спас Пита.
– Знаю.
Меня не отпускает чувство недосказанности. Не только потому, что Хеймитч даже не извинился. Мы были одной командой. Мы дали друг другу обещание беречь Пита. Пьяное, нереальное обещание под покровом ночи, но что это меняет? В глубине
– Теперь ты, – говорю я Хеймитчу.
– Не могу поверить, что ты упустила его из виду в ту ночь.
Я киваю. В том-то и дело.
– Постоянно думаю об этом. Что я могла сделать? Как остаться с ним, не нарушив союза? Я до сих пор не знаю.
– У тебя не было выбора. А если бы мне удалось уговорить Плутарха остаться и спасти Пита, планолет бы рухнул. Мы и так едва успели.
Наконец я смотрю в глаза Хеймитча. Глаза жителя Шлака – серые и глубокие, с темными кругами от бессонных ночей.
– Китнисс, Пит жив. Не надо хоронить его раньше времени.
– Игра еще не окончена. – Я стараюсь произнести это с оптимизмом, но мой голос срывается.
– Да. Игра продолжается. И я по-прежнему твой ментор. – Хеймитч тычет фломастером в мою сторону. – Помни, ты будешь на земле, я – в воздухе. Сверху обзор лучше, поэтому делай то, что я тебе скажу.
– Посмотрим, – отвечаю я.
Возвращаюсь в гримерную и хорошенько мою лицо, глядя, как струи макияжа исчезают в водостоке. Из зеркала на меня смотрит девушка с шелушащейся кожей и усталыми глазами, довольно потрепанная, однако похожая на меня. Срываю с руки повязку, обнажая уродливый шрам от жучка. Вот так. Это тоже я.
Бити помогает мне надеть защитную экипировку, разработанную Цинной. Шлем из эластичных металлических нитей плотно прилегает к голове; в случае надобности его можно сдвинуть назад, как капюшон. Жилет обеспечивает защиту жизненно важных органов. К воротнику прикреплен маленький белый наушник. На пояс Бити цепляет мне маску – на случай газовой атаки.
– Если увидишь, что кто-то упал по неизвестной причине, немедленно надевай, – инструктирует он.
Потом пристегивает колчан, разделенный на три отсека.
– Запомни: справа – зажигательные, слева – подрывные, в центре – обычные. Вряд ли тебе придется стрелять, но, как говорится, береженого Бог бережет.
Приходит Боггс, чтобы проводить меня в отдел авиации. Как раз когда подъезжает лифт, появляется взволнованный Финник.
– Китнисс, они меня не пускают! Я сказал, что здоров, но они даже не дают мне полететь в планолете!
Я смотрю на Финника – голые ноги, торчащие из-под больничного халата, шлепанцы, спутанные волосы, веревка в руке, безумный взгляд – и понимаю, что вступаться за него бесполезно. Да я и сама не уверена, стоит ли его брать.
– Ой, совсем забыла, –
При слове «трезубец» мне кажется, будто я вижу прежнего Финника.
– Правда? И какой он?
– Не знаю. Но если из того же разряда, что мой лук со стрелами, он тебе понравится, – заверяю я. – Только тебе придется немного потренироваться.
– Да, конечно. Я прямо сейчас туда спущусь.
– Э-э… может, лучше сначала надеть штаны?
Финник смотрит вниз, будто впервые замечая свой наряд. Затем сбрасывает с себя больничный халат и остается в нижнем белье.
– Зачем? – Он дурашливо принимает вызывающую позу. – Мой вид тебя возбуждает?
Не могу сдержать смеха – ситуация вдвойне забавная, потому что Боггс буквально не знает, куда девать глаза от смущения, а еще я рада, что Финник ведет себя, как тот парень, которого я встретила на Квартальной бойне.
– Я всего лишь человек, Одэйр, – успеваю сказать я, прежде чем двери лифта закрываются. – Извините, – говорю я Боггсу.
– Не за что. По-моему, ты… здорово справилась, – отвечает он. – Лучше, чем если бы я его арестовал.
– Да уж.
Я украдкой присматриваюсь к нему. Боггсу на вид около сорока пяти, поседевшие волосы коротко стрижены, глаза голубые. Превосходная выправка. За сегодняшний день он уже дважды заставил меня задуматься, что мы могли быть с ним друзьями, а не врагами. Может, стоит дать ему шанс? Жаль, что он так предан Койн…
Раздается серия громких щелчков. Лифт на мгновение останавливается, а потом вдруг едет влево.
– Он двигается и вбок? – удивляюсь я.
– Да. Под Тринадцатым проложена целая сеть шахт, – поясняет он. – Та, в которой мы сейчас, идет над транспортной осью к пятой подъемной платформе. Это в ангаре.
Ангар, тюрьма, спецвооружения… А еще где-то производят еду, вырабатывают энергию, очищают воду и воздух.
– Тринадцатый даже больше, чем я думала.
– В основном это не наша заслуга, – говорит Боггс. – Мы, так сказать, получили это место в наследство. Нужно только следить, чтобы все оставалось в исправности.
Щелчки возобновляются. Мы снова падаем вниз – теперь всего на пару уровней, – и двери открываются посреди ангара.
– Ого, – вырывается у меня при виде бесчисленных рядов всевозможных планолетов. Ну и флотилия… – Их вы тоже унаследовали?
– Некоторые создали сами, другие входили в состав воздушных сил Капитолия. Конечно, с тех пор мы их модернизировали.
В груди снова просыпается ненависть к Тринадцатому.
– Значит, все это у вас было, и вы бросили остальные дистрикты беззащитными перед Капитолием.