Голос булата
Шрифт:
И тут особено ярая троица защитников клином врубилась в ряды тиверцев, мощные удары зазубренных топоров чуть не раскраивали тяжелые щиты. Прямо перед Микулкой упал в скатавшуюся от крови пыль один из Свиритовых бойцов, расбросал вокруг себя сорванные с кольчуги кольца. Паренек опешил, узнав по закинутому за спину луку Велигоя, с которым совсем недавно сидел у костра и пил густое пенное пиво из походных запасов.
Еще не зарубцевалась в душе рана, оставленая смертью Заряна, еще жгла сердце лютым огнем, а уже снова пришлось стирать с щеки горячую кровь того, с кем бился плечом
– Что ты скис, как красна девица? – буркнул Голос. – Дыру закрывай!
Микулка, не помня себя от злости и жалости, вырвался вперед и прикрыл собой лежащее тело. В глазах щипало, мешали смотреть невесть откуда взявшиеся мальчишечьи слезы, но впереди был враг, тут уж тело само ринулось в лютую сечу. Паренек не задумываясь ткнул мечом в поднявшего топор воина, но доспех не поддался, пришлось пропустить свистнувшее воздухом левие мимо себя и уж тогда рубить, рубить в полную силу.
– Велигоя оттяни! – крикнул Свирит одному из соратников. – Не то толпой задавят!
Ряды защитников Полоцка дрогнули и откатили назад, молодой витязь рванулся было вперед, но его удержали хватая за локти. Оглянувшись назад, он разглядел сквозь заливавший глаза пот грозную, сверкавшую броней и оружием пехоту.
3.
Микулка сидел под медленно поворачивающимся куполом звездного неба и слушал, как у костров витязи поют свои грозные песни. Его конь тихо бродил рядом, ощипывая траву влажными губами.
Полоцк пал… Ворвавшиеся ратники Владимира врубились в гущу защитников и зарубили самого Регволда и двух его сыновей, устроили по городу резню и грабеж. Но теперь все стихло, только западная часть города и центральнй дворец пылали, багряными отсветами отнимая у ночи куски ее владений.
Ходили слухи, что Владимир идет воевать сам стольный Киев и все радовались, поскольку слухи о деяниях Ярополка, нарушающего покон и обычаи отцов, докатились уже и до северных земель.
Микулка сидел один вдали от костров и ежился от холода. Тиверцы сочувствовали ему, не принятому другими воями лапотнику, но пили мед и ол у жарких костров, разделив радость победы со всеми витязями. Что он им? Они всю жизнь в битвах, а паренек-оборванец для них чужой.
– Лодию жаль… – отозвался на грустные думы Голос. – Размозжил ты ее аки скорлупу ореховую, одни щепы да мусор остались.
Паренек вздохнул с сожаленим, но прекрасно понимал, что другого выхода не было.
Сзади мягким шорохом в траве послышались чьи-то шаги. Микулка обернулся и увидел Извека, торопливо идущего прямо к вершине холма.
– А… Вот ты где умостился. – с едва приметной улыбкой в глазах сказал он.
– Да чем же плохо… Хорошее место, коню вот корм.
– Так это конь? – шире улыбнулся Извек. – На морду взглянешь, точно кобыла. Да только мне без разницы. Меня Владимир отправил выведать, правда ли то, что ты командовал тиверцами, а не Свирит.
– Не правда! Свирит у них командир.
– А отчего сам он кажет, что пришлый малец-удалец, хитрый план издумал и на стены тайно забраться помог всему отряду.
– Это верно… Но командовал Свирит. Я только им объяснил как это можно, ежели вся рать с востока в напуск пойдет.
– Тогда зазря не прибедняйся. Утром, как рог услышишь, иди к воротам. Там я тебя обожду и отведу куда надобно.
– А это куда? – забеспокоился Микулка.
– Ко Владимиру. Таков его указ. Всех сыскать, кто через стену перебрался и ворота отпер.
– Да ну… – не поверил такому счастью паренек. – Неужто к самому князю?
– К нему… – уже серьезно кивнул Извек. – И пойдем к моему костру, не мерзни зазря. И спать. А то проспишь свой успех как кот Масленницу. Вот только с таким конем ты от злых усмешек скоро устанешь. Он хоть в галоп идет?
Микулка скрипнул зубами, но не ответил. Негоже по пустому грубить княжьему гонцу, пришедшему с доброй вестью. Он взял Ветерка за повод и пошел вслед за Извеком к пышущему добрым теплом костру, к запаху свежей горячей еды и хмельному запаху меда.
Но в это вечер над конем уже никто не потешался, так упились все после сечи, что и ослицу от вола не отличили бы, не то что коня от кобылы.
А на утро, едва солнце подкрасило мир свежей краской, Микулка вскочил с попоны озябший и сонный, не понимая, то ли проспал он сигнал к сбору, то ли не было его еще. А спросить некого, лежат вповалку и храпят как кони, волка учуявшие. Он поежился, встал и прошелся вокруг костра, наливая тело теплом и силой. Тут и рог протрубил. Спящие по зверинному зашевелили ушами, заслыша знакомый звук боевого сигнала, но проснулись не все, некоторые только кривились и фыркали сквозь сон. Микулка засуетился, не зная, что делать с конем, то ли с собой взять, то ли оставить. Но поразмыслив решил увести с собой, а то витязи с будуна да в насмешку еще отрежут ему чего, чтоб на кобылу походил сильнее.
Извек дожидался у сбитых ворот, никого больше не было, видать тиверцы вчера тоже погуляли на славу.
– А где остальные? – удивился паренек. – Я что, один к князю пойду? Неее… Боязно!
– Ну ты дал! – чуть не рассмеялся Извек. – На стену в одиночку лезть не убоялся, а за наградой идти боязно? Все бы такими были… Пойдем, чай не съедят. Вот только кобылу все же оставь, а то так в повод вцепился, словно с ней прямо в палату решил войти.
Микулка собрал в кулак все свое тепение и как ни в чем не бывало, шагнул к белому терему, не тронутому пламенем и разрухой. Повод из рук он специально не выпустил, пусть знают, что кланяться каждому столбу он не намерен. Привязав Ветерка рядом с конями княжей свиты, он шагнул по лестнице вслед за усмехнувшимся от такой выходки Извеком.
В тереме было неожиданно людно, пахло доброй едой и чисто отмытым полом. Микулка почувствовал себя неуютно в своем латаном не людскими руками тулупе, свалявшимся залежалой сырой шерстью. Вокруг суетилась прислуга, накрывавшая длинный стол, поражавший своей протяженностью и изобилием стоявших на нем блюд. Хорошо запасся Регволд на случай осады!
Высокие потолки не замараны даже следами копоти, ставни распахнуты настежь, пропуская в пиршеский зал свежий восточный ветер, теребивший хвойным дыханием край белоснежной скатерти.