Голос из прошлого (Луна над Каролиной)
Шрифт:
— Ты не даешь мне забыть об этом. Однако сейчас этот дом — мой и я устала.
— Значит, увидимся в другом месте. — И Фэйф направилась к выходу, оставляя после себя шлейф табачного дыма. — Крепкого сна, Тори. Да, если он в одиночку навевает на тебя неприятные видения, я бы заменила этот нож огнестрельным оружием.
Она остановилась, открыла сумочку и вынула изящный револьвер с перламутровой рукояткой.
— Женщине никогда не помешают меры предосторожности, правда?
И с легким смехом она снова уронила револьвер в сумочку, защелкнула ее и вышла. Дверь за ней
Тори заставила себя остановиться на пороге и так и стояла, хотя свет фар ослепил ее. Она не двинулась с места до тех пор, пока автомобиль не выехал со двора и не помчался по дороге.
Тори заперла дверь, потом вернулась на кухню за фонариком и ножом. Ей очень хотелось тоже сесть в машину, ринуться в город и постучать в дверь дядиного дома, но если она не сможет переночевать здесь в эту первую ночь, то что говорить о последующих.
Она легла спиной к стене и не сводила глаз с окна, пока темнота не посерела и не проснулись первые утренние птицы.
А он чувствовал страх. Когда он тихо-тихо подкрался к окну, страх, что случалось нечасто, сжал все его внутренности.
Тори Боден вернулась туда, где все началось. Она спала, свернувшись на полу, как цыганка, и он мог видеть в лунном свете абрис ее щеки, ее губы. Что-то надо делать. Он это знал и уже составлял планы, как всегда, спокойно и методично. Но какое потрясение видеть ее и при взгляде на Тори вспоминать то, что было, так ярко и зримо.
Он испугался, когда она проснулась, так же стремительно, как стрела срывается с тетивы. Даже в темноте он увидел, что отражается в ее глазах. От этого он сразу вспотел, весь, даже ладони рук. Однако здесь было где укрыться в темноте. Он спрятался в зарослях и увидел, как подъехала Фэйф. Ее светлые волосы интересным контрастом темным волосам Тори блестели в лунных лучах. Тори поглощала свет, а не отражала его. Он знал, конечно, в первый же момент их встречи, что они его не поймают. И был уверен, что это он поймает их. И все будет, как в первый раз, давным-давно. Это будет так, как он старался ощутить вновь все эти долгие годы.
Это будет экстаз.
Тори собиралась встать пораньше и поэтому, когда стук в дверь разбудил ее в восемь утра, не знала, на кого сердиться больше, на себя или нежданного посетителя. Протерев глаза, она, спотыкаясь, вышла из спальни, моргая от солнечного света, и стала неуклюже возиться с замком.
Хмуро взглянув на Кейда, она спросила:
— Может, мне не стоит платить за аренду, если Лэвеллы решили сделать мой дом перевалочным пунктом?
— Извини!
— Ничего.
Она приоткрыла дверь, что можно было, при желании, расценить как приглашение войти.
— Мне необходимо выпить кофе.
— Я тебя разбудил, — без всякого сожаления сказал он и проследовал за ней на кухню. — Фермеры считают, что все остальные тоже встают на заре. Я, — он остановился у открытой двери в спальню и выругался. — Черт возьми, Тори, у тебя даже кровати нет.
— Сегодня куплю.
— Но почему ты не остановилась у Джей Ара и Бутс?
— Потому что не хочу.
— Предпочитаешь
— Крючок для вязанья. У меня много ангорской шерсти.
В ответ он лишь пристально поглядел на нее, она же, громко хлопая шлепанцами, прошла на кухню.
— Я поздно заснула, и у меня плохое настроение, так что придержи язык.
Кейд все так же молча положил нож на место. Пока Тори отмеряла кофе и воду, он поставил на стол тарелку, которую принес с собой.
— Что это?
— Это прислала Лайла, она знала, что я буду проезжать мимо твоего дома. — Кейд приподнял фольгу. — Это кофейный кекс с кремом. Она говорит, что ты любила ее кексы.
Тори уставилась на кекс, и ее глаза наполнились слезами. Ни Кейд, ни она сама не ожидали такой реакции. Он хотел было подойти, но она предостерегающе подняла руку и, держа ее как щит между ними, отвернулась.
Преисполненный сочувствия, он погладил ее по волосам, однако она быстро отпрянула, и рука его повисла в воздухе.
— Передай, что я ей очень благодарна. Как она себя чувствует, хорошо?
— А почему бы тебе самой не приехать и не посмотреть?
— Нет, пока не смогу. Еще не скоро.
Немного успокоившись, Тори открыла буфет и достала чашку.
— Присоединишься?
И оглянулась на него через плечо. Глаза уже высохли, взгляд был ясный. «А он совсем не похож на фермера», — подумала она. Да, он загорелый и худой, и волосы кое-где повыгорели на солнце. И джинсы были старые, и рубаха выцвела. Из нагрудного кармана свисали небрежно, на одной дужке, солнцезащитные очки. Нет, он похож на фермера, но такого, каким его представляют себе голливудские сценаристы: молодой, преуспевающий южанин с сексуальной, обаятельной улыбкой.
Но Тори не верила рекламным образам.
— Полагаю, мне надо проявлять вежливость.
— Нет, ты можешь быть грубой и несносной, но сама об этом потом пожалеешь.
Он заметил, что у нее есть четыре чашки и четыре блюдца благоприличного белого цвета. Имелась у нее также автоматическая кофеварка, а вот кровати не было. Полки были уже аккуратно завешаны, и тоже чем-то белым, а вот стульев — ни одного.
И что же все это может рассказать о Тори Боден?
Она взяла другой нож и, приготовившись отрезать ему кусок кекса, вопросительно подняла брови. Он показал пальцами, давая знать, что предпочитает кусок побольше.
— Уже нагулял за утро аппетит? — спросила она и разрезала кекс.
— Да и я к нему принюхивался всю дорогу сюда. — Кейд поставил на стол десертные тарелки. — Почему нам не присесть на крыльце? Я предпочитаю черный кофе, — добавил он и вышел.
Тори лишь вздохнула и налила две чашки кофе.
Он сидел на ступеньках, прислонившись спиной к столбику перил. Она села рядом и, отхлебывая кофе, смотрела на его поля.
«Да, я скучала по этому пейзажу», — вдруг поняла она, скорее с удивлением, чем с грустью. Ей не хватало здешнего утра, когда жара еще только подступает, когда так чудесно поют птицы, а поля зеленеют и растут словно на глазах.