Голос над миром
Шрифт:
Зрительный зал во время премьер в театре «Казино» был своеобразным местом встреч этого общества, космополитическим салоном, где великосветские сплетники обменивались последними новостями из Нью-Йорка, Лондона и Парижа. В то же время эти люди обожали оперу и восхищались моим искусством.
Поэтому все они с большим нетерпением ждали постановки «Лючии ди Ламмермур» с участием, как здесь говорили, тосканиниевской певицы.
Тут мне хотелось бы рассказать об одном нелепом комическом случае, несколько помешавшем моему дебюту.
Госбург постоянно приглашал меня в ресторан разделить его трапезу и заказывал самые изысканные блюда.
За день до премьеры «Лючии ди Ламмермур» Госбург угостил меня старинным вином, которое так пришлось мне по вкусу, что любезный импрессарио приказал официанту отнести в мою комнату еще две бутылки.
Проснувшись наутро, я почувствовала, что совершенно охрипла.
Нам, певцам, достаточно взять несколько нот, чтобы понять, в форме мы или нет.
Взволнованная, растерянная, не решаясь выступить перед требовательными зрителями в таком плачевном состоянии, я тут же позвонила дирижеру и Госбургу.
Оба примчались ко мне в отель, донельзя огорченные этой новостью. Крики, уговоры, настойчивые убеждения петь. Но я твердо стояла на своем, да они и сами могли удостовериться, что я охрипла. Остался единственный выход — заменить «Лючию ди Ламмермур» оперой «Богема». Я представила себе, какая суматоха поднимется сейчас на сцене. Рабочим придется срочно снимать декорации и ставить новые. Глубоко опечаленная, я легла в постель. Что еще мне оставалось делать?
Заказав изысканный ужин, я попросила официанта откупорить одну из знаменитых бутылок выдержанного вина и осушила ее почти до дна, стараясь заглушить свое горе. Затем повернулась на бок и крепко заснула…
Белоснежка. «Франческа да Римини» Р. Цандонаи
После концерта Тоти Даль Монте в Мельбурне. 1926 г.
Просыпаюсь часа через два, и… магической силой небес или… вина свершилось чудо. Беру одну ноту, другую — и сама себе не верю: голос звучит отлично. Я тут же побежала в ванную комнату (да-да, мы, певцы, свои «репетиции» обычно проводим именно там), смело беру высокие ноты, пою самые сложные пассажи, каденции, и… все это легко, без всякого напряжения.
Бросаюсь к телефону, вызываю режиссера или Госбурга, но шум и грохот, доносящиеся со сцены, не дают разобрать, кто мне отвечает. Наконец удалось поговорить с Госбургом, кричу ему, что обрела голос, чувствую себя превосходно и непременно буду петь в «Лючии». Так что пусть отменяет «Богему».
В театре начался невероятный переполох: одни громко выражали свою радость, другие проклинали меня, третьи отчаянно ругались, а вечером я спела свою коронную партию, и голос звучал превосходно. Правда, от стыда за невольный обман я закутала горло фиолетовым шелковым платком, который не снимала до конца спектакля. И не зря, потому что слух о моей болезни и внезапном исцелении вышел за стены «Отель де Пари».
Когда спектакль окончился, я почла своим долгом хорошенько угостить рабочих сцены, которым по моей вине пришлось потрудиться до седьмого пота.
В следующем месяце я отправилась в Швейцарию, где до этого также никогда не бывала.
В Базеле я пела в «Лючии ди Ламмермур» и «Риголетто», в Цюрихе дала два концерта. Только в мае я наконец вернулась в родную Венецию.
Театр «Фениче» пригласил меня выступить в «Лючии ди Ламмермур». Дирижировал оперой коренной венецианец, незабвенный Пьеро Фабброни, превосходный мастер своего дела, наделенный большим артистическим темпераментом и обладавший высокой музыкальной культурой. Моими партнерами были тенор Таккани и баритон Аугусто Беуф, с которым мне впоследствии не раз доводилось петь в Италии и за рубежом. Сицилиец по происхождению, он обладал хорошим голосом и редкой музыкальностью. С первых же дней наших совместных выступлений мы стали добрыми друзьями.
Венецианская публика, как всегда, встретила меня восторженно, и это трогало до глубины души. На время спектаклей я поселилась в гостинице у мола Орсеоло, неподалеку от площади Сан Марко. Окна моей комнаты выходили прямо на мол, где была стоянка гондольеров.
В день премьеры, плотно закрыв окна и жалюзи, чтобы снаружи меня не было слышно, я, как всегда с помощью камертона, спела все основные каденции, включая сцену безумия. Закончив репетицию, я распахнула окна и заглянула вниз. Был полдень, два гондольера прямо в лодке уминали свой скромный завтрак и о чем-то негромко беседовали на местном диалекте. Во мне проснулось любопытство, я прислушалась.
— Тебе хотелось бы заработать все те бумажки в тысячу лир, которые сегодня вечером положит в карман наша певица? — спросил один.
— Еще бы, — ответил второй. — Но у нее в горле словно певчая птица прячется.
— Какая там птица! Скажи лучше целая птичья стая.
Непосредственность этих гондольеров так понравилась мне, что я тут же послала им две бутылки вина.
В июне я получила приглашение выступить в Лондоне, в знаменитом «Ковент-Гардене». В этом всемирно известном театре мне предстояло спеть партии Лючии и Розины под руководством дирижеров Вотто и уже постаревшего прославленного Муньоне.
Увидев меня, добряк маэстро сразу вспомнил о моем концерте во Флоренции, состоявшемся восемь лет назад, и отнесся ко мне с живейшей симпатией.
Моим партнером в «Севильском цирюльнике» был Дино Борджоли, знакомый мне еще по австралийскому турне и другим совместным выступлениям.
Затем я дала два концерта в «Альберт-холле», на одном из которых присутствовала принцесса Виктория, дочь Георга V.
Перед отъездом из британской столицы меня пригласили на прием в итальянское посольство, гостями которого в тот вечер были дипломаты многих стран.
На обратном пути в Италию я на короткий срок остановилась в Сант-Морице, где дала концерт. А затем меня ждал долгий заслуженный отдых в любимом Солигетто, в окружении родных и близких друзей.
На сцену я вернулась только в сентябре. Приняв вначале участие в благотворительном концерте, организованном падре Семерия, я выехала затем в Англию. Там меня ждали концерты в Лондоне, Ливерпуле, Манчестере, Ньюкастле, Кардиффе и в других городах. В Лондоне я снова пела в знаменитом «Альберт-холле», дав возможность послушать меня многочисленным любителям музыки, не попавшим на мой первый концерт.