Голос над миром
Шрифт:
К несчастью, в те дни в Барселоне свирепствовала эпидемия гриппа. Нам с мужем приходилось бывать на репетиции в театре «Личео», а бонна в это время, уложив Мари в колясочку, отправлялась с ней на прогулку.
Как я узнала позже, почтенная швейцарка питала слабость к спиртным напиткам и частенько останавливалась у лавок, где продавали манцаниллу, весьма крепкое испанское вино.
Поглощенная подготовкой к спектаклю, я не заметила, что моя бонна обычно возвращалась домой изрядно под хмельком.
Несомненно, во время этих
Мне даже не позволили приблизиться к кровати моей дочурки. Я ничего не соображала, перед глазами плыли круги, а температура у Мари поднялась до 39°.
Зал гудел как пчелиный улей, требовательный барселонский зритель приготовился судить о моем дебюте. Я собрала последние силы, и мне удалось сохранить самообладание даже в сцене безумия. Наградой были бешеные аплодисменты.
Словно лунатик вошла я в артистическую уборную и без чувств рухнула на пол. Меня уложили на софу, а спустя одну-две минуты я почувствовала, что кто-то тихонько гладит меня по лбу. Я открыла глаза и увидела рядом врача, который, волнуясь, сказал мне:
— Успокойтесь, милая Тоти. У девочки упала температура, и жизнь ее вне опасности.
По лицу у меня медленно потекли слезы, но это были слезы счастья.
После «Лючии» я пела в «Севильском цирюльнике». Новый триумф. На душе у меня после выздоровления Мари было легко и радостно.
Я вместе с Де Муро выступала на благотворительном концерте для слепых женщин в одном из приютов Барселоны.
Когда я увидела всех этих несчастных, в большинстве своем молодых девушек, у меня ком подступил к горлу и я не сразу смогла взять первые ноты. С эстрады мне были видны пустые, тусклые глазницы, которые при звуках моего голоса наполнились слезами; напряженные лица слепых постепенно светлели, и глубокая, таинственная радость отразилась на них.
Наконец наступил февраль 1931 года — начало моего долгого и трудного путешествия по странам Азии.
До сих пор не могу понять, почему импрессарио, по соглашению с агентством путешествий, отправил нас поездом, а не пароходом. Мы с Де Муро подписали контракт на целый ряд концертов в главных городах Японии, а также в Шанхае, Гонконге и Маниле. В состав нашей гастрольной труппы входили также пианист Биццелли, флейтист Эльси и секретарь Минольфи.
Наш путь в Японию лежал через Берлин, Варшаву, Москву, Сибирь и Харбин. Затем мы должны были отплыть пароходом к японским островам.
Я отправилась в это путешествие с тяжелым сердцем, ведь мне предстояла новая разлука с дочерью на целых семь месяцев. Недавняя болезнь Мари заставила меня еще более строго отнестись к моим материнским обязанностям. Но, с другой стороны, как могла я расстаться с артистической карьерой в самом зените славы?! К тому же муж не раз говорил, что и поем-то мы прежде всего ради нашей малышки. И потом у нас есть обязанности перед обществом, зрителями, перед самим искусством; ни один подлинный артист не отказывается от возможности утвердиться в мире искусства, вкусить плоды успехов и расширить границы своих выступлений.
Доводы Энцо были очень разумны, но один бог знает, сколько слез я пролила, прощаясь с маленькой дочкой. Семь месяцев казались мне вечностью.
И вот началось наше новое путешествие, которое обещало быть весьма интересным и полным неожиданностей.
В те времена пересечь Россию считалось делом весьма рискованным, чреватым всякими неожиданностями. Само слово «СССР» пробуждало в душе каждого любопытство, смятение и тревогу. Звезда Сталина стояла почти в зените, его имя было окружено каким-то ореолом и вселяло многим мистический страх.
В России мне довелось побывать вновь двадцать пять лет спустя, и могу уверить моих читателей, что с той далекой поры там очень многое изменилось к лучшему.
Но в 1931 году поездка по Советскому Союзу представлялась многим наивным людям, наслушавшимся враждебной пропаганды, хождением по мукам.
Так как путешествие по России было представлено нам в самых мрачных тонах, Де Муро решил запастись в большом количестве макаронами и консервированной ветчиной, чем весьма утяжелил наш и без того внушительный багаж.
Муж, не в обиду будь ему сказано, был порядочным-таки обжорой, он больше всего беспокоился о «пропитании». И опыт долгого путешествия показал, что он отчасти был прав в своих опасениях.
В путешествие мы все отправлялись с самыми разными настроениями. О заботах моего мужа я уже упоминала. Я сама думала только о разлуке с дочерью, и эта мысль мучила меня, как кошмар.
Эльси и Биццелли, наоборот, были счастливы, как школьники в первый день каникул, они не думали ни о каких опасностях и мечтали лишь об одном — посмотреть новые страны. Минольфи совершенно не представлял себе всех ожидавших нас мытарств.
Путь от Берлина до Варшавы прошел без всяких происшествий, мы и не заметили, как прибыли в столицу Польши. Купе наши хорошо отапливались, меню в вагоне-ресторане было весьма разнообразным, хотя Де Муро, обожавший спагетти по-итальянски, каждый раз недовольно хмурился. От Варшавы до русской границы мы тоже добрались без каких-либо осложнений.
Здесь, на пограничной станции, нам предстояло пересесть в другой поезд, так как в России другая железнодорожная колея. Вот тут-то и начались наши приключения.