Голос над миром
Шрифт:
В Франкавилла мы отправились на машине. Мне страшно не хотелось уезжать и было очень грустно, что придется надолго расстаться с Мари, которая не отходила от меня ни на шаг. Возможно, меня томило предчувствие, что с нами случится беда. До Франкавилла мы добрались вполне благополучно. После концерта было решено, не задерживаясь, вернуться назад. По пути мы остановились в Анконе позавтракать и побывали в Лоретском соборе.
Вскоре мы прибыли в Фано. На центральной площади этого городка в нашу машину на огромной скорости врезался другой автомобиль… Мы едва не распрощались с жизнью! У меня оказалась сломанной правая плечевая кость, Энцо раздробило правую ключицу и сильно ранило руку, досталось и бедняге
Интересная деталь: спустя шесть лет, когда я вместе с баритоном Монтесанто возвращалась в машине после выступления в римском театре «Терме ди Каракалла», на нас все в том же Фано наехала машина. К счастью, на этот раз дело ограничилось легкими ушибами.
Но вернемся к тому злосчастному 1931 году. После нескольких дней пребывания в больнице мы с мужем смогли добраться до нашего дома в Барбизанелло. Муж отделался тем, что двадцать пять дней пролежал в гипсе, а я вынуждена была носить этот не слишком приятный груз целых два месяца. Волей-неволей пришлось отказаться от всех объявленных ранее выступлений.
После долгого перерыва я выступила наконец 17 октября в концерте в Пьеве ди Солиго. Мне было приятно петь перед радушными жителями селения. Энцо тоже участвовал. Сбор от концерта я пожертвовала в пользу благотворительной столовой, которой по моей просьбе присвоили имя Амилькара Менегеля в честь моего дорогого отца, который покоился на кладбище Солиго. Отныне старики и дети бедняков в мертвый сезон не останутся без тарелки горячего супа.
На концерт в Солиго съехались люди со всего Венето, и мне захотелось спеть им «Валашскую легенду», ту самую песню, которую я впервые исполнила в этом же селении восьмилетней девочкой. Аккомпанировал мне на скрипке мой первый в жизни аккомпаниатор — синьор Сарторио, большой друг отца.
Четыре дня спустя, 21 октября, я согласилась выступить в моем родном городке Мольяно. Там мне оказали поистине королевские почести, я никогда не забуду, как весь городок высыпал на улицу встречать меня и жители преподнесли мне на память изумительную золотую медаль. Еще через четыре дня, 25 октября, в Пьеве ди Солиго в нашу честь был устроен настоящий праздник. Священник прочитал в церкви благодарственную молитву по случаю счастливого избавления меня и Энцо от смертельной опасности. Торжественную мессу служил ченедский епископ, и, конечно, мы не могли не спеть. Я исполнила «Аве Марию» Гуно и «Молитву» Страделлы, Энцо — «Агнус Деи» и «Элегию» Массне. Епископ поблагодарил нас, и в конце церемонии мне подарили небольшой, старинной работы футляр с реликвией святой Терезы. Я до сих пор бережно храню этот драгоценный подарок.
После целого ряда несчастий — правда, вперемежку с радостями — настало время для меня и Энцо возобновить гастрольные поездки. Мы выступили вместе в Тревизо, Вероне, Берлине, Копенгагене, Стокгольме, Флоренции, Чезене, Париже. Оперы, концерты, снова оперы, снова концерты. И так без конца.
С небывалым успехом прошли наши выступления в берлинском «Концертхауз». Для этих, по всеобщему утверждению, «холодных» зрителей нам пришлось пятнадцать раз бисировать. Должна, однако, добавить, что просторный, на редкость красивый «Концертхауз» был одним из лучших в мире залов и концерты здесь собирали самых требовательных зрителей, тончайших ценителей музыки.
Не менее триумфальными были наши выступления в Париже. Один концерт мы с Энцо дали в знаменитом зале «Гаво», второй — в «Торговой палате», где среди наших слушателей был сам президент республики. Особенно пришлись по вкусу парижанам в моем исполнении «Вариации на тему венецианского карнавала». Бешеные аплодисменты выпали и на долю Энцо, исполнявшего романсы и арии из опер «Линда де Шамуни», «Джоконда» и «Риголетто».
После Парижа снова концерты — уже в Льеже. Из Бельгии мы помчались в Катанию, где в театре «Беллини» пели в «Сомнамбуле». Из Катании наш путь лежал в Турин. Там я пела в «Линде де Шамуни». После этого выступления музыкальный критик Андреа Делла Корте, уже тогда приобретший большую известность, посвятил мне одну из самых хвалебных рецензий за всю мою карьеру.
Контракты, бесконечные контракты, успех за успехом, неописуемый восторг после каждого спектакля. Из Турина — в Модену и Геную, из Генуи — в Болонью, Палермо и Падую. Оттуда мы отправились во Флоренцию, а затем — в Пизу.
Здесь на дневном представлении «Сомнамбулы» со мной произошел весьма неприятный эпизод. Я очень устала и чувствовала себя прескверно. В конце спектакля зрители наградили меня бешеными овациями и потребовали исполнить знаменитую арию на «бис».
Я до того обессилела, что была не в состоянии выдавить из себя ни единой ноты. В зале творилось нечто неописуемое. Представление закончилось в весьма накаленной атмосфере. Настроение в зале было явно недружелюбное. Импрессарио встретил меня грубыми упреками, я тоже не осталась в долгу. Меня огорчили не столько резкий выпад импрессарио и несправедливое возмущение зрителей, сколько их нечуткость. Ведь я в самом деле чувствовала себя плохо, а в такие минуты нет ничего обиднее чужой бестактности и невнимания. Мне посоветовали не выходить из театра, потому что многие зрители столпились у служебного входа с намерением освистать меня. Я просидела в артистической уборной целых два часа. Ничего подобного со мной еще не случалось. Я поняла, что и большой, неизменный успех может быть причиной неприятных инцидентов.
В том памятном, вернее, печально памятном для меня году произошло еще несколько событий, заслуживающих упоминания. После исполнения «Сомнамбулы» в Равенне и «Лючии ди Ламмермур» в Анконе мы отправились в Зару. Театр этого города не в состоянии был вместить море людей, мечтавших попасть на спектакль.
Множество любителей музыки так и не смогли достать билеты. По моей просьбе администрация распахнула все двери и окна, и таким образом все «неудачники» тоже смогли послушать оперу. По окончании мне пришлось выходить не только на авансцену, но и на балкон, чтобы поблагодарить «уличных» слушателей, которые отчаянно хлопали в ладоши. После Зары мы с мужем дали концерты в Поле, Аббации и на острове Бриони.
После всех этих выступлений нам, право же, было не грешно чуточку отдохнуть в Риччоне, где у нас была небольшая вилла. Мы, конечно, взяли с собой и Мари, и я была безумно счастлива, что смогу хоть немного побыть с ней.
Однажды нам предложили съездить в Аверну, где находился францисканский монастырь. Мы согласились. Нашим гидом был префект Флоренции, которому удалось провести нас внутрь этого монастыря для юных послушников. Двери монастыря были открыты в последний раз в день посещения его королевой Маргаритой Савойской. Вот уже целых три года юные монахи не видели ни одного постороннего человека, и тем более женщин.
Когда мы вошли, меня попросили исполнить что-либо подходящее для этой торжественной обстановки. Я спела «Аве Марию» Гуно, а затем, по какому-то наитию, стала тихо напевать «Колыбельную» Джени Садеро. Картина была поистине трогательной. Послушники и уже пожилые монахи стояли молча, неподвижно, и я заметила, что у многих из них на глазах навернулись слезы.
Прежде чем покинуть монастырь, я захотела побыть одна и помолиться. Я так нуждалась в утешении, ведь к этому времени мое семейное благополучие дало глубокие трещины. «Классическое» несходство характеров постепенно сказывалось, и горизонт заволокли тучи.