Голос ночи
Шрифт:
— Ты поедешь обратно в галерею? — спросил он.
— Да, примерно через час.
— К девяти домой вернешься?
— Боюсь, что нет. Мы закрываемся в девять, подметаем полы, приводим все в порядок и вновь открываемся в десять.
— Зачем?
— У нас закрытый, по приглашениям, показ работ одного художника.
— В десять часов вечера?
— Это задумано как подобие элегантного ужина в ресторане. Гостям будут предлагать коньяк и шампанское. Здорово придумали?
— Наверное.
Она положила себе на тарелку ложку горчицы, свернула трубочкой ломтик ветчины, обмакнула его в горчицу, изысканным движением поднесла ко рту и откусила маленький кусочек.
— Придут все наши самые лучшие клиенты.
— И сколько это все продлится?
— Где-то до полуночи.
— После этого приедешь домой?
— Наверное.
Он попробовал пирог с творогом.
— Не забудь про «комендантский час», — напомнила она.
— Не забуду, — кивнул он.
— Чтобы был дома засветло.
— Можешь на меня положиться.
— Хотела бы надеяться. Ради тебя самого.
— Возьми и проверь.
— Я так, наверное, и сделаю.
— Я буду дома, — соврал он.
После того как она приняла душ, переоделась и уехала, он поднялся к ней в комнату, взял пистолет из ящика комода и сунул его в небольшую картонную коробку. Туда же он положил магнитофон, два карманных фонарика и пластиковую бутылку с кетчупом. Потом взял из шкафа кухонное полотенце и разрезал его вдоль на две части. Оба куска тоже были убраны в коробку. Туда же он бросил и моток веревки, который принес из гаража, где тот висел на крюке со времени их переезда.
Ехать в дом Кингмана было еще рано. Он поднялся к себе и попытался убить время, собирая очередную модель монстра. Ничего не получалось. Руки дрожали.
Примерно за час до наступления сумерек Колин взял коробку и вышел из дома. Привязав ее к багажнику велосипеда, он поехал кружным путем на Хоук-драйв. Никто за ним не следил; в этом он был уверен.
Хэзер ждала его в огромной прихожей разрушенного особняка и вышла ему навстречу, как только он подъехал. На ней были короткие синие шорты и белая блузка с длинными рукавами. Она была восхитительно красива.
Колин положил велосипед набок, спрятав его в высокой траве и бурьяне, которые росли у дома. Он взял коробку и вошел внутрь.
Старый дом всегда казался таинственным и зловещим, но в сумерках его ощущение еще больше усиливалось. Заходящее солнце светило в разбитые, с сорванными ставнями окна и придавало прихожей красноватый, почти кровавый оттенок. В угасающем свете лениво кружились пылинки. В углу хрусталем блестела огромная паутина. Тени двигались, будто живые.
— Я выгляжу ужасно, — сказала Хэзер первым делом, когда он подошел к ней.
— Ты выглядишь просто здорово.
— Шампунь не мылился. Волосы как проволока.
— Волосы красивые. Очень красивые. Лучше нельзя и пожелать.
— Он мной не заинтересуется, — сказала она, искренне веря в то, что говорит. — Как только он увидит, что это я, он повернется и уйдет.
— Не говори глупости. Ты прекрасна. Просто прекрасна.
— Ты правда так думаешь?
— Правда. — Он нежно поцеловал ее. Ее мягкие губы дрожали. — Пошли, — мягко сказал он, — пора все приготовить.
Он втягивал ее в исключительно опасную аферу, используя Хэзер так же, как Рой когда-то манипулировал им. Он ненавидел себя за это. Но, хотя время на это было, планы свои не изменил.
Она пошла за ним и, когда он стал подниматься по лестнице на второй этаж, спросила:
— А почему не внизу?
Он остановился и, повернувшись, посмотрел на нее сверху вниз.
— Внизу ставни почти на всех окнах сорваны. Если мы устроим все внизу, свет будет виден снаружи. Он может привлечь кого-нибудь. Нам могут помешать до того, как мы добьемся от Роя тех признаний, которые нам нужны. На втором этаже в некоторых комнатах остались все ставни.
— Если что-то пойдет не так, — возразила она, — на первом этаже будет проще убежать от него.
— Все будет так, как надо, — успокоил ее Колин. — К тому же у нас пистолет. Помнишь? — Он похлопал по коробке, которую нес под мышкой.
Он повернулся и пошел дальше вверх по лестнице, с облегчением слыша, как она стала подниматься следом за ним.
В холле на втором этаже было сумрачно, а в комнате, которую он выбрал, было совсем темно, если не считать узкой полоски света от заходящего солнца, пробивающегося сквозь щель между закрытыми ставнями. Он включил один из фонариков.
Они находились в большой спальной комнате, дверь которой выходила в коридор слева от лестницы. Старые пожелтевшие отклеившиеся обои полосами свисали со стен и заворачивались у пола в замысловатые кружева, словно часть праздничного убранства после торжественного бала, состоявшегося сто лет назад. На полу лежал толстый слой пыли. Пахло плесенью. Мусора, однако, в отличие от других комнат, почти не было, если не считать нескольких кусков осыпавшейся штукатурки, оторванной дранки и обоев в дальнем углу.
Колин протянул Хэзер фонарь, а сам опустил на пол коробку. Порывшись в ней, он достал второй фонарик, включил его и поставил на пол, прислонив к коробке таким образом, чтобы луч света освещал потолок.
— Страшное какое-то место, — сказал Хэзер.
— Ничего. Не бойся. Все нормально, — снова успокоил ее Колин.
Он вынул из коробки магнитофон и поставил его на пол у стены. Собрав мусор, он засыпал маленький аппарат, оставив открытым только микрофон, но и тот прикрыл куском обоев.