Голос ночи
Шрифт:
Колин медленно обошел все панораму, изучая ее с благоговением. Иллюзия не исчезла и при детальном рассмотрении. Даже с расстояния в один дюйм сосновые леса казались настоящими, каждое дерево было выделано с необыкновенной тщательностью. Дома были завершены до последней детали: настоящие окна, телеантенны, укрепленные тонкими тросами, не забыты даже сточные трубы. Пешеходные дорожки уложены крохотными камешками. И машины были не просто игрушками. Это были безукоризненно сделанные точные копии реально существующих автомобилей. В тех, которые не были припаркованы на улицах и вдоль проезжей части, находились водители, а в некоторых и пассажиры, и даже кошки или собаки на заднем сиденье.
— Что из всего этого отец сделал своими руками? — спросил Колин.
— Все, кроме поездов и нескольких моделей машин.
— Фантастика!
— Чтобы сделать один такой домик, нужно не меньше недели, а то и больше, если в нем есть что-то особенное. Он тратил месяцы, чтобы соорудить станции.
— А когда он закончил это?
— Он еще не закончил. Он не закончит это до своей смерти.
— Но нельзя уже сделать больше. Больше нет места.
— Больше — нет, а лучше — да, — сказал Рой, и в его голосе прозвучал металл, а зубы были плотно сжаты, хотя он и продолжал улыбаться. — Старик продолжает совершенствовать свой проект. Все, чем он занимается, когда возвращается домой, — это починкой этой чертовой штуковины. Я не уверен, что у него остается время, чтобы трахнуть хоть изредка старушку.
Подобные слова смутили Колина, и он ничего не ответил. Он чувствовал себя менее искушенным, чем Рой, и старался изменить себя, но никак не мог научиться чувствовать себя комфортно при употреблении крепких выражений и разговорах на сексуальные темы. Кровь бросалась в лицо, внезапно немел язык и пересыхало горло — и он ничего не мог с собой поделать. Колин чувствовал себя ребенком и глупцом.
— Он запирается здесь каждую чертову ночь, — продолжал Рой с тем же металлом в голосе. — Он даже ужин свой иногда поедает здесь. Он — сдвинутый, впрочем, как и она.
Колин много читал о разных вещах, но с психологией был плохо знаком. Однако продолжая любоваться этой очаровательной миниатюрой, он вдруг поймал себя на мысли, что это беспощадное внимание к деталям сродни фанатичной настойчивости в достижении чистоты и порядка, которая была столь очевидна в бесконечной борьбе миссис Борден за поддержание в доме такой стерильности, как в операционной.
Он подумал: действительно ли родители Роя «сдвинутые»? Конечно, они не были парой бредящих лунатиков, они не были невменяемы. Они не зашли так далеко, чтобы сидеть в углу, разговаривая сами с собой и глотая мух. Может быть, они были совсем чуть-чуть сумасшедшие. Такие мягко свихнувшиеся. Может быть, по прошествии времени они станут хуже, свихиваясь все больше и больше, пока через десять или пятнадцать лет не начнут глотать мух. Здесь было о чем поразмыслить.
И Колин решил, что если они с Роем стали друзьями навеки, то он будет посещать его дом только в ближайшие десять лет, а потом, поддерживая дружбу с Роем, постарается избегать миссис и мистера Борденов, чтобы, когда они окончательно свихнутся, они не заставили бы его глотать мух или, что еще хуже, не зарубили бы его топором.
Он знал все о маньяках-убийцах. Он видел их в фильмах «Психи», «Смирительная рубашка», «Что случилось с малышкой Джейн». И в дюжине других тоже. А может, в сотне. И он точно запомнил в этих картинах, что сумасшедшие предпочитают грязные убийства. Ножом, или ножницами, или сечкой, или топором. Их никогда не застать за каким-нибудь бескровным убийством, скажем, газом, или ядом, или таблеткой.
Рой сел на табуретку напротив панели управления.
— Подойди сюда, Колин. С этого места ты увидишь гораздо больше, чем с любого другого.
— По-моему, мы не должны разгуливать здесь, если твой отец запрещает это.
— Колин, расслабься, ради всего святого.
Со смешанным чувством нежелания и любопытного ожидания Колин сел на другой табурет.
Рой аккуратно повернул диск на панели. Он был подсоединен к реостату, и верхние гаражные огни слабо замерцали.
— Как в театре! — воскликнул Колин.
— Нет, — ответил Рой. — Это больше похоже... на... Я — Бог.
Колин засмеялся:
— Конечно, ты ведь можешь делать день и ночь в любое время, когда захочешь.
— И гораздо больше.
— Покажи.
— Сейчас. Я не хочу делать глубокую ночь, будет слишком трудно разглядеть что-либо. Сделаем вечер. Сумерки.
Рой щелкнул выключателем, и вокруг миниатюрного мира загорелись огоньки. В каждой деревушке уличные фонари отбрасывали мягкий свет на мостовую. Желтые теплые притягивающие отблески оживляли окна домиков. В некоторых из них, как будто здесь ждали гостей, были зажжены лампочки у крыльца и у калитки. Рисунок оконных витражей церквей отражался на земле. На главных участках магистрали светофоры переключались с красного на зеленый, затем на желтый и вновь на зеленый. В одном из селений разноцветными огоньками пульсировала кинореклама.
— Фантастика! — воскликнул Колин.
У Роя же, когда он глядел на макет, выражение лица и поза были какими-то особенными: глаза сужены, губы плотно сжаты, плечи подняты вверх — весь он был определенно напряжен.
— Мой старик мечтает сделать, чтобы у машин зажигались фары, и обдумывает насос и дренажную систему, чтобы по рекам текла вода. Здесь будет даже водопад. — Твой старик — интересный парень.
Рой не ответил. Он продолжал пристально смотреть на маленький мир, который раскинулся перед ними. В дальнем левом углу на запасных путях железнодорожной станции стояли готовые к отправке четыре поезда: два товарных и два пассажирских.
Рой щелкнул еще одним выключателем, и один из поездов ожил: он тихонько загудел, на окнах вагонов отразились отсветы огоньков.
Колин в предвкушении подался вперед.
Рой переключил выключатели, и поезд выехал с запасного пути. По пути к ближайшему городу в тех местах, где железная дорога пересекалась с шоссейной, загорались предупредительные огни семафоров, в некоторых местах черно-белые полосатые шлагбаумы опускались на железнодорожные пути. Поезд набрал скорость, пронзительно засвистел, проезжая через деревню, поднялся на возвышенность, въехал в тоннель, вновь появился уже с другой стороны горы, набрал еще большую скорость, пересек эстакаду, выехал на прямой участок, двигаясь здесь по-настоящему быстро, с жутким грохотом и лязгом колес прошел крутой поворот, затем еще один и несся теперь все с большей и большей скоростью.
— Ради Бога, не сломай, — нервно бросил Колин.
— Я как раз это и собираюсь сделать.
— Тогда твой отец узнает, что мы были здесь.
— Не узнает. Не бери в голову.
Поезд проскочил швейцарскую станцию, не снижая скорости, с треском преодолел спуск, въехал в тоннель и вновь выскочил на ровный участок дороги.
— Но если поезд сломается, твой отец...
— Не сломается. Расслабься.
Прямо на пути несущегося поезда появился разводной мост.
Колин сжал зубы.