Голос в эфире. Истории, которые были услышаны
Шрифт:
Это просто иллюстрации того, как просто и бескомпромиссно рассуждают дети. Добро и зло присутствуют в их душе в чистом виде, и вопросы ставятся всегда по существу.
Разве вы не говорили, родители, что нельзя злословить о людях? Почему вы только что назвали нашу тетю жадной? Разве неправда, что нельзя обижать маленьких? Почему тогда учительница
Логика детей очень часто ставит нас в тупик.
Да, я вчера говорила подруге, что моя тетя скряга. Да, я ем убитых зверюшек. Да, мне нужно пойти к учительнице и побороться за права Вани, которого назвали тупицей. Но у меня нет на это сил, я работаю, малыш! Я прихожу домой, а там – котлетки из этих самых зверюшек – а я хочу есть. И учительница скоро ляжет спать. И с тетей ничего не случится оттого, что мы с подругой немного о ней посудачили.
В глазах моего ребенка – ужас. Он не понимает моих компромиссов с совестью. Злословить – нельзя, терпеть несправедливость – нельзя, убивать зверюшек – нельзя! Все это можно объяснить, растолковать, оправдать, но ведь все это – зло! И несмотря на усталость, желание лечь и посмотреть фильм перед сном – я смотрю в глаза этому маленькому бескомпромиссному человечку – и понимаю, что так легко не отделаться. Мне нужно или меняться, или не говорить ему этих лишних слов о том, что хорошо, а что плохо.
И вот в этот момент я понимаю, что имел в виду Господь под словами: будьте как дети. Не только их наивность и чистоту восприятия имел Он в виду. Все гораздо серьезнее: дети не принимают растворов, смесей, компромиссов. Самое главное в них – и это, к сожалению, скорее всего, пройдет – их чистый ужас перед злом. Во всех его проявлениях.
Нет, мы уже не станем как дети. На это ушло бы слишком много сил. Но мы можем прислушиваться к этим тонким приемникам.
Карлуша
Его все друзья и родственники звали Карлуша. На самом деле он был Карл. Редактор детского издательства. А для нас – Карлуша. Он играл на гитаре, писал песни и любил собирать дома друзей. Домик у них с женой Светланочкой, отличной детской писательницей, был махонький – и занимали они только половину. По сути – две комнаты, сверху и снизу, и кухонька. Я даже не задумывалась о том, что главные редактора издательств должны жить в больших и красивых домах.
Мне было шестнадцать, и для меня и так все было красиво. И то, как Карлуша играл на гитаре, и стихи, которые посвящал любимой жене. И прекрасные компании по праздникам за столом: все пели, читали стихи, шутили… Я считала за честь сидеть с такими взрослыми, талантливыми, знаменитыми людьми. Я не спала ночь, готовя свое выступление за столом. И Господи, как же я густо краснела от счастья, когда Карлуша со Светланочкой начинали нежно мной восхищаться, а остальные великие люди – подхватывали. Сердце билось. Это были мои первые публичные признания.
Первая радость – поделиться творчеством. Крылья вырастали от этого теплого участия. И я вырастала вслед за крыльями, мне хотелось вырасти такой же – бесшабашно веселой, непритворно простой и не на шутку талантливой.
Светланочка не очень любила тратить много времени на готовку. Двадцать минут в день, говорила она, ни минутой больше, запомни, милая: двадцать минут. Но Карлуша, приезжая с работы, никогда не жаловался, что на ужин гречневая каша и чай. Ел, смеялся с нами, расспрашивал меня подробно о жизни, поддерживал – и уходил по крутой маленькой лестнице в комнату наверху.
Конец ознакомительного фрагмента.