Голос в ночи (полный вариант)
Шрифт:
Он считал медленно, размеренно, монотонно, и напряжение в зале все нарастало.
— Три… Четыре… Какая длинная пауза!
— Пять! Проснись! Ты видишь!
Женщина вскочила, закрыла ладонями глаза, тут же снова открыла их и неистово закричала:
— Я вижу! Вижу! Господи, я вижу!
Слепящая вспышка заставила меня вздрогнуть и зажмуриться. Я не сразу поняла, что это какой-то предприимчивый фоторепортер постарался запечатлеть торжественную сцену. Он сделал еще два снимка, а проповедник старательно позировал, стоя рядом с прозревшей
Потом ее подхватили под руки и увели, почти потерявшую сознание.
Трудно передать, что творилось в зале. Истерические всхлипывания, молитвенные возгласы. А тут еще снова «загробные голоса» грянули ликующе хором, переливчато зазвонили словно стеклянные колокольчики, опять полилась электронно-космическая музыка. Перекрывая ее зычным голосом, проповедник выкрикнул, простирая перед собой длинные руки:
— Поклонимся космическому пламени!
И вдруг у его ног словно разверзлась огненная бездна! Откуда-то из-под пола вырвались косматые языки огня. Их становилось все больше. Пламя было настоящим. Люди с испуганными вскриками отшатывались и пятились подальше от обжигающего жара.
В полу открылась яма, доверху наполненная раскаленными углями. «Космический» проповедник несколько минут стоял недвижимо, демонически сложив руки на груди и любуясь огнем. Потом взмахнул руками, словно готовящаяся взлететь серебристо-багровая птица, и крикнул:
— Поклонимся космическому пламени, братья и сестры!
Он быстро подошел к огню, склонился над ним в низком поклоне и вдруг, набрав полные пригоршни пылающих углей, погрузил в них лицо, будто совершая некое «огненное омовение», а затем подбросил угли высоко кверху! Огненные полосы прочертили воздух.
Не успела я опомниться, как проповедник будто ни в чем не бывало вернулся на свое место. А к огненной яме неторопливо и торжественно подошла Гретхен в белом платье. Теперь стало видно, что она босая.
Под ликующее пение «космических голосов» девушка спокойно ступила босыми ногами на раскаленные угли и так же неторопливо, величаво пошла по ним.
Я вскрикнула, ожидая, что сейчас вспыхнет ее легкое платье и девушка превратится в живой пылающий факел.
Крики ужаса раздавались и в других концах зала.
Но ничего не произошло.
Платье почему-то не вспыхнуло. Девушка с отрешенным видом лунатички прошла по всей дорожке из раскаленных углей, и ноги ее остались, видимо, целы и невредимы!
— Не могу, извините, — проговорил вдруг рядом со мной доктор Жакоб и начал быстро раздеваться.
СКАНДАЛ В «СВЯТОМ ДОМЕ»
Он снял ботинки и носки, стащил поспешно брюки и сунул их мне:
— Держите.
А сам, оставшись в одной рубашке и плавках, подозрительно похожих на ту набедренную повязку, в какой он выступал на сцене «Лолиты», легко вскочил на низенькие перила, ограждающие нашу ложу, и крикнул:
— Уважаемые зрители, минуточку внимания!
Все повернулись к нему.
— Я — атеист и не верю ни в бога, ни в загробные голоса. Но я тоже могу творить подобные чудеса, они доступны каждому нормальному человеку.
Он спрыгнул в зал, прошел сквозь поспешно расступающуюся толпу к огненной дорожке и вступил на нее. Стоя в огне, Жакоб набрал полные горсти раскаленных углей, покачал головой и, сказав громко: «Жалко, уже остыли», — старательно сдул с них серый пепел.
Угли запылали ярче, и Жакоб начал растирать ими ноги, словно обыкновенной массажной губкой!
— Как видите, не обязательно быть святым! — весело воскликнул он, показывая всем пылающие на его ладонях угли.
Потом Жакоб вдруг начал приплясывать на углях. Искры снопом вылетали из-под его босых ног.
Фоторепортер, конечно, не упустил момента. Вспышки блица торопливо засверкали одна за другой.
Проповедник и девушка поспешили исчезнуть.
Жакоб выскочил из костра и, шутливо отбиваясь от наседавших истеричных старух, пытавшихся ударить его кто зонтиком, а кто просто сухоньким кулачком, вскочил на перильца и, тяжело переводя дыхание, оказался опять рядом со мной.
— Бежим! — по-мальчишески выпалил он, поспешно натягивая брюки.
Ботинки он надевать не стал. Взял их в одну руку, меня подхватил другой, и мы, скатившись по истертой каменной лестнице, выскочили во двор, потом через ворота, у которых, к счастью, уже не было никакого стража, и очутились на улице.
Из дверей «космического храма» выбегали ошеломленные «братья» и «сестры». Помахав им рукой, Жакоб со смехом потащил меня за собой.
— Что вы сделали! Боже мой, я чуть не умерла от страха! Как ваши ноги?
— Превосходно, — засмеялся Жакоб.
— Не может быть! Надо немедленно ехать в больницу.
— Зачем?
— Чтобы приняли меры. Ваши ноги наверняка обожжены!
— Ни капельки, можете убедиться. Надо, кстати, обуться. — Он присел на скамейку и, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих, начал обуваться. — Я не впервой проделываю этот номер. И мои ноги уже несколько раз специально осматривали после такого хождения медики, проверяли, не пользуюсь ли я какой-нибудь охраняющей от ожогов мазью. Их заключения я могу вам предъявить, когда снова навестите меня. Даже с печатями.
Мой страх постепенно переходил в восхищение. Мы сели в машину, никто нас не преследовал.
Тронулись, но Жакоб вдруг тут же так резко затормозил, что я ткнулась в стекло и тревожно спросила:
— В чем дело? — и начала оглядываться.
— Не бойтесь, за нами никто не гонится, — засмеялся Жакоб. — Знаете, наверное, старый анекдот о медлительности жителей Берна?
— Какой именно? Их много ходит.
— Как бернец участвовал в состязании парашютистов? Надо было раскрывать парашюты на счете «три». Все так и сделали, а он разбился — почему-то не открыл парашют. Когда врачи склонились над пострадавшим, парашютист из Берна еще успел вздохнуть и сказать: «Два…»