Голос в ночи (полный вариант)
Шрифт:
— Не знаю, — сумрачно ответил Ренар и, вздохнув, добавил: — Посмотрим, какой она проснется.
— А я уверена, что это проклятый голос внушил ей кинуться на меня.
— Дорогая девочка, вам надо уехать, — настойчиво сказал доктор Ренар.
Он ушел к тете. А я снова позвонила Жакобу, который, видно, ждал у телефона, сказала, что приеду сейчас же, с первым поездом, и попросила заказать для меня номер в самой тихой и спокойной гостинице.
МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ТЕЛЕПАТИЯ!
На
— Скорее, скорее, жареная утка не может ждать. Она по-хозяйски заняла место за рулем, мы с доктором сели сзади.
— Что вы так на меня смотрите? — спросила я у него, когда мы тронулись. — Да, я постарела на десять лет. Видите, какие синяки на шее? Даже пудрой не скроешь. И всё вы виноваты.
— В чем?
— Почему вы ничего не предпринимаете? Чего ждете? Когда мы с тетей в самом деле сойдем с ума?
Насупившись, он помолчал, а потом ответил:
— Простого, вульгарного убийцу не так уж сложно поймать и посадить на скамью подсудимых. А вот таких уличить гораздо труднее, хотя они совершают преступление на глазах у всех. Да не одно, а сразу несколько преступлений — не только убивают свою жертву медленно и мучительно, но и калечат души окружающих. Даже поймав такого убийцу, нелегко доказать его вину, уличить. Бесплотный «глас небесный» в суд не потянешь. Один я его поймать не могу, нужна помощь моего друга Вилли. А он, как назло, загостился в Америке. Но скоро вернется, я уже говорил с ним по телефону.
— А кто этот Вилли? Фокусник?
— Нет, инженер.
— Такой же, каким вы представились тете?
— Нет, он в самом деле очень талантливый инженер. Изобретает для меня оригинальную аппаратуру вместо спившегося старика Анри. Кстати, я позавчера с ним беседовал. Стыдил его, уговаривал одуматься. Старик был, как всегда, пьян, но, по-моему, не настолько, чтобы пропустить мои слова мимо ушей. Отрицает, будто связался с Гораном. Но все-таки, кажется, я его заставил задуматься. Не беспокойтесь, даже если Анри нам не поможет, все равно их поймаем.
— Вы все об одном… — вздохнула я. — А я уже не верю, что ее преследуют космические жулики. Комнату ее обыскала, заглядывала в каждую щелочку. А она по-прежнему слышит голос, да теперь еще и второй — своего покойного мужа. Откуда он взялся?
— Я тоже, честно говоря, озадачен, но в загробные голоса не верю, — помрачнев, упрямо ответил Жакоб. — Разгадаем и эту загадку. Вы просто устали, измучились, упали духом, а тут еще фён. Он на всех действует. Опытные автомобилисты норовят ехать по левой стороне…
— Верно! — вставила матушка Мари, покачивая старомодной шляпкой. — Я это знаю.
— …У хирургов начинают дрожать руки, и они берутся оперировать во время фёна лишь в неотложных случаях. Но он кончится, вы отдохнете, успокоитесь. Время у нас еще есть: они непременно должны оставить пока вашу тетю в покое.
Мне стало немножко стыдно за то, что я так на него напала. Морис прав: все фён виноват. Тут, к счастью, в разговор вступила милая матушка Мари, и мы стали болтать с ней о погоде, об ужасных ценах на рынке, об этой новой чудовищной моде носить такие короткие юбки…
— Хотя вам это очень идет, милочка. У вас красивая фигура…
Доктор Жакоб сидел рядом со мной и, похоже, ничего не слышал, погруженный в свои мысли. Вид у него был такой удрученный, что мне вдруг захотелось погладить его по голове, приласкать, как обиженного ребенка.
После ужина, которым нас накормила матушка Мари, мне уже не хотелось идти в гостиницу и сидеть там в тоскливом одиночестве. И милая матушка Мари, и доктор Жакоб были так внимательны и заботливы, что я не стала особенно возражать, когда они начали уговаривать меня пожить у них.
Ночью наконец прогремела гроза, принесенная фёном. Сразу стало легче дышать. Утром я позвонила доктору Ренару, чтобы узнать, как себя чувствует тетя, и сказать, где меня искать. Вести были хорошие: тетя проспала всю ночь спокойно и проснулась нормальной, психиатра вызывать нет нужды.
— Я сказал, что вас срочно вызвал издатель и вы уехали на две недели в Париж. Она, по-моему, поверила. Отдыхайте и не волнуйтесь, дорогая. Передайте, пожалуйста, поклон коллеге Жакобу, — сказал доктор Ренар.
Меня поселили на первом этаже в тихой и чистой комнатке, рядом с матушкой Мари. Вот только на стене висела репродукция известного офорта Гойи «Спящий разум рождает чудовищ…». Мне не хотелось все время видеть перед глазами поникшего человека, прикрывающего голову руками, над которым вилась стая чудовищных вампиров и нетопырей, и я попросила заменить офорт любым пейзажем.
За окном шелестели деревья, они дружески протягивали ветки в окно, ласково щебетали птицы. По утрам я ездила с матушкой Мари на базар и бродила по магазинам, а потом помогала ей готовить — вернее, мешала своей болтовней, потому что делать она мне ничего не давала, не подпускала к плите, не доверяла даже чистить картофель и нарезать овощи.
Матушка Мари твердила, что с тетей все наладится, она непременно выздоровеет. А однажды вдруг, поглядывая на дверь, доверительно шепнула мне:
— Я ведь тоже слышу иногда по ночам голоса. Только Морису ничего не говорю. А то вылечит меня, а без них станет скучно…
Так я и не поняла: выдумала это добрая старушка, чтобы меня подбодрить, или в самом деле страдала какими-то галлюцинациями, о чем доктор Жакоб даже не подозревал?
На третий вечер после моего отъезда из дома доктор Ренар позвонил снова. Как приятно было услышать знакомый старческий голос! Тем более, сообщал он опять хорошие вести: вчера тетя заявила, что будет теперь совершенно здорова. Так приказал голос.