Голос в ночи. Переселение душ. Лунатики
Шрифт:
Девушка вдруг, как зачарованная, медленно встала с кресла.
— Я тополь. Я серебристый тополь, — сказала она.
— Пожалуйста, господа, задавайте вопросы, — опять вкрадчиво произнес профессор Брахмачария, отошел в сторону и встал там, скрестив руки на груди.
В зале было так тихо, что отчетливо слышался шелест ленты, бегущей с одной катушки магнитофона на другую. Сидевший рядом с Жанной «Коперник» изумленно уставился на девушку.
Председатель смутился и начал совещаться с другими членами комиссии. Еще бы! Попробуйте-ка быстро
— Где вы… э-э… находитесь? — наконец спросил председатель комиссии.
— Я расту на склоне небольшого ущелья. По дну его течет ручей.
— Вы находитесь одна в этом ущелье? — задал вопрос знакомый Жанны, молодой инженер в очках.
— Нет, нас здесь много, целая роща! Все ущелье заросло густым лесом. Тут и тополя, и липы, и дубы. Рядом со мной растет старый-престарый дуб. Ему уже, наверное, лет двести.
— А вам сколько лет? — спросил председатель комиссии.
— О, мне всего восемнадцать лет. Я совсем молодой тополек.
Девушка была в каком-то трансе, словно и впрямь где-то далеко отсюда. Но глаза у нее оставались открытыми, она прекрасно понимала вопросы. Что за чертовщина?!
Я посмотрела на комиссара Тренера. Он не удержался и подмигнул мне с явным восхищением.
Члены комиссии снова начали перешептываться, поглядывая на мадемуазель Бару.
Один Морис сидел, сложив руки на груди и вытянув ноги, иронически поглядывал на йога и девушку и не задавал никаких вопросов. Неужели он уже разгадал, в чем тут дело?
Пауза затягивалась, но в зале царила тишина.
— Скажите, а какая сейчас погода в вашем ущелье? — нашелся наконец инженер.
— Сегодня теплый осенний день. С утра дул сильный ветер, так что я даже устала раскачивать ветвями. Но теперь он успокаивается, и я отдохну, — не задумываясь ни на миг, ответила мадемуазель Бару.
— Есть еще какие-нибудь вопросы? — спросил Брахмачария.
Председатель комиссии обескураженно покачал головой.
— Тогда вернитесь к нам, мадемуазель, — властно приказал йог, поворачиваясь к девушке. — Вы опять с нами.
И, повинуясь этому приказу, девушка вдруг как ни в чем не бывало мило улыбнулась, села в кресло, с веселым удивлением поглядывая в зал. Похоже, ее смешили наши изумленные лица. Значит, она ничего не помнила из того, о чем только что рассказывала вполне здраво?
— Не беспокойтесь, мадемуазель, отдыхайте. Все хорошо, вы обо всем узнаете потом, прослушав магнитофонную запись, — успокоил ее индус. — И получите заверенную копию стенограммы, где также все будет точно зафиксировано — и вопросы комиссии, и ваши ответы. А сейчас мы продолжим опыт. Прошу вас, господа. Какая еще эпоха вас интересует? Только, пожалуйста, учтите: когда перед участниками опыта ставят слишком узкие и тесные рамки времени, это бывает иногда не очень интересно. Вы только что в этом убедились сами. А предлагая участникам опыта более широкий интервал времени, вы даете им возможность вспомнить самые яркие и впечатляющие
— Нам бы хотелось узнать, кем была мадемуазель в эпоху первобытного общества, — неуверенно произнес председатель комиссии, поглядывая на скептически улыбавшегося Мориса. Видимо, тот был против этого вопроса.
Профессор Брахмачария тоже не удержался и улыбнулся.
— Это эпоха в сотни тысячелетий, — развел он руками. — Другая крайность. Но ничего, мы выберем из нее какой-нибудь более определенный отрезок времени. Скажем, двадцатый век до нашей эры. Вас это устроит, господа? — обратился он к членам комиссии.
— Вполне!
— Будет очень интересно, профессор.
— Пожалуйста. — Бородатый йог повернулся к девушке, с любопытством слушавшей разговор, и властно произнес:
— Сейчас двадцатый век до нашей эры! Какие самые сильные воспоминания о перевоплощениях вашей души в то столетие сохранились у вас? Вспомните! Мы ждем!
Едва он произнес это, как и поза, и выражение лица девушки снова стали быстро меняться. Теперь она сидела в кресле напряженно, словно готовая вот-вот вскочить и броситься бежать. Она насупилась, лицо у нее стало встревоженным, злым.
— Меня зовут Лам, — сказала она низким, хриплым голосом. — Я женщина самого могущественного племени в этих краях…
«Коперник» с наигранным ужасом отодвинулся от нее подальше, но было видно, что его всерьез тревожат и удивляют эти непонятные превращения с девушкой. В зале опять раздались смешки. Но молодая художница ничего не видела и не слышала вокруг.
— Вместе с другими женщинами я сижу перед хижиной и чиню меховую одежду, готовясь к близкой зиме, — продолжала она.
— Чем вы шьете? — спросил коммивояжер.
— Костяными иглами, в них продеты высушенные жилы животных. Мы пришиваем застежки, вырезанные из оленьего рога…
— Ваше поселение находится в горах? — задал вопрос и Морис.
— Нет, оно расположено посреди озера… На воде. Наши хижины стоят на сваях. А горы обступили озеро со всех сторон. Туда, в горы, ходят только мужчины — охотиться на козлов. А мы ждем их, готовя теплую одежду к зиме.
— Уважаемые дамы и господа! — обратился индус к залу. — Может, кто-нибудь из вас хочет о чем-либо спросить?
В третьем ряду поднялась пожилая полная дама с пунцовыми пятнами на лице от волнения.
— Пожалуйста, мадам.
Операторы начали поспешно наводить на даму свои камеры, смутив ее еще больше.
— Скажите, пожалуйста, чем вы питаетесь? — срывающимся голосом спросила она.
— Мы едим рыбу, лягушек, ракушки, — ответила Жанна.
Полная дама не смогла сдержать гримасы отвращения и поспешно села.
— А мясо? Разве вы не едите мясо? — ужаснулся коммивояжер.
— Очень редко, — ответила художница с сожалением в голосе и покачала головой. — Когда охотники приносят мясо, наступает большой праздник, — добавила она, и лицо ее просветлело.