Голос Жизни
Шрифт:
– Да какое…. – не унималась я, вцепившись во врача недоуменным взглядом, полным раздражения. Его вопрос взбесил меня глупостью. Он будто бы понимал элементарную вещь, которую я упорно ему объясняла, но при этом будто специально делал вид, что до него не дошло. Я привстала, схватила его за воротник халата и притянула к себе, заглянув прямо в лицо. – Что ты мелишь, дебил?! – я грубо перешла на ты, злоба обожгла напряженную психику и в груди защемило, сердце зачастило в груди. – Что ты мелишь? Я прожила в этом городе семнадцать лет! Какие заброшенные места?! – от крика заболели голосовые связки. Зрачки врача расширились от напряжения. Я была готова расцарапать ему лицо и выколоть ему глаза, смотрела на него
– Успокойтесь! Успокойтесь, пожалуйста, девушка!
– Сам успокойся! – крикнула я, захотев дать ему в морду и уже замахнулась кулаком, но на запястье тут же сцепилась мощная ладонь лысого бугая в военной форме, все время стоявшего вне поля моего зрения.
Бугай схватил меня за плечи, с силой надавил на них и прижал меня к носилкам. Еще два здоровяка в военной форме держали меня за руки и за ноги, а я кричала, билась в истерике, дергалась, сердце сжимало до боли, я пыталась выскользнуть, вывернуться, освободиться, сбежать, осыпая на головы захватчиков последние слова и страшные проклятия. Рассудок затмило гневом и ужасом. Мне казалось, что меня похитили, что меня обманывали, что мне хотели навредить. Черное облако. Чертово черное облако. Оно было тем, что нельзя было видеть, и я оказалась той, что не должна была выжить.
Они хотели заставить меня молчать через смерть. Я испуганно водила глазами по сторонам: на амбалах военная форма, а значит, они, скорее всего, были из правительства, чьи тайны нужно было сохранить даже ценой жалкой человеческой жизни, вроде моей. В висках застучала полная адреналина кровь, на глаза навернулись соленые слезы и ручьями потекли по бледнеющим от страха щекам. «Пожалуйста! Пожалуйста! Не убивайте меня! Я никому ничего не скажу! Пожалуйста!» – взмолилась я жалобно, и даже увидела появившуюся во взглядах военных бездну сочувствия. Они переглянулись. Им почему-то стало жалко меня, и врач покачал головой, поставив мне укол успокоительного, когда один из вояк закатил мне рукав.
Спустя ровно минуту мне вдруг стало все равно. Сердце успокоилось, дыхание стало мерным и ровным. Успокоительное остудило мой эмоциональны пыл, как огнетушитель. Мысли будто заморозило и медленно сдуло тихим ветром в безмятежный океан безразличия. За окном безличные серые облака, укрывали равнодушную мокрую землю, и все это казалось мне настолько ненужным и бесполезным, что даже смотреть туда перехотелось. Мне вообще все перехотелось. Плевать. Я решила, что они могли делать со мной, что им вздумается.
Хуже уже быть точно не могло.
– Видно она помешалась, после того как ударилась, – сочувствующе произнес врач, глядя на меня с тенью сожаления на лице, будто на душевнобольную. – Жалко. Такая красивая девочка.
– Точно что, – поддакнул Бугай, на всякий случай оставшийся рядом вместе с подручными.
Вертолет иногда с грохотом потряхивало на воздушных ямах, за бортом слышался пусть гулкий, но убаюкивающий свист несущих лопастей, пилот с кем-то о чем-то переговаривался по рации: сквозь шум до меня доносились обрывки речи: «223…. Госпиталь Соулса…. Транспортируем пострадавшую…. Местная». Что он нес? Какая местная? Я в Соулсе никогда и не жила.
И летать ненавидела, кстати. Очень ненавидела. Боялась. А теперь…. Теперь шум вертолета, легкая тряска, тихое мурлыкание голосов диспетчеров в наушниках пилотов убаюкивали меня, словно колыбельная. И носилки вдруг стали такими удобными и мягкими, будто бы я лежала в пушистой перине. Тяжелеющие веки наползали на глаза, сон и усталость брали свое, и я, не выдержав, отключилась.
Мне снилось, что я пела на огромной сцене перед десятками тысяч зрителей, и была одета в
Я не была поклонницей дорогих тряпок, на самом деле, и никогда не поклонялась одежде, как избалованные богатые дети, но черт, для такого вечера я бы не постеснялась нарядиться, как следует. Я прекрасно пела, звонкими и пронизывающими фразами заставляя слушателей в зале восхищаться, оглушительно кричать от восторга, подпевать мне. На мне сошлись лучи прожекторов, я была в центре внимания, была звездой, на меня глядели с благоговением. Красота моего голоса даже меня саму поражала: по спине бежали целые стаи мурашек, а на сильных моментах припева, звучавших так же восхитительно, как и тенорные крики Фредди Меркьюри, мне даже хотелось плакать. Настолько эмоционально и роскошно я звучала.
Фонтаном взорвется
Бросит пылью со звезд
Любовью коснется
Нас обоих всерьез
Когда я закончила, то взбудораженная концертом толпа с визгом стала аплодировать мне: на сцену полетели цветы, воздух заполнили восторженные крики, вспыхивали вспышки фотоаппаратов, а я растянула губы в довольной улыбке и исполняла изящные реверансы, выражая благодарность восхищенным зрителям. Радость опьянила рассудок, я была так счастлива, что доставила огромное удовольствие такому количеству слушателей, что (да, это выглядело забавно) вырубилась прямо на сцене, рухнув на нее бревном. Любопытное пробуждение. Песня еще крутилась в голове, звуча на фоне мерного писка моего пульса. В ноздри врезался острый медицинский запах, кругом была стерильная белая чистота, и я расстроилась, что меня согнали со сцены.
Трудно было расстаться с мечтой и возвращаться в суровую реальность.
Никогда не слышала эту песню, и видимо, она родилась в моей голове. Звучала очень мелодично, попсово, и мне даже на удивление понравилось. Жалко было просыпаться. В палате, в дешевом больничном халате из убогой ткани, которая казалась мне ужасной после удобного платья во сне. Впрочем, какая разница? На сцене мне все равно не выступать, с моим-то голосом. Для любопытства, я попробовала тихо пропеть, повторяя песню из сна, и когда я с легкостью взяла задуманную ноту, услышав ее звук в голове, когда зазвучала тихо и прекрасно, закончив фразу идеальным, будто бы отточенным многолетней вокальной практикой вибрато, у меня чуть глаза на лоб не полезли. «Какого, мать его, хрена?» – ошарашено выругалась я про себя.
Откуда появился голос? Откуда появился слух? Причем, я даже знала, какую ноту взяла! Поразительно, ведь я даже никогда не ходила на сольфеджио! Я не знала, что мне делать: радоваться или паниковать? Этот день преподнес мне множество сюрпризов: я увидела мать, увидела, как в клочья разнесло любимый город, и получила то, чего у меня отродясь не было: красивый голос и навыки, позволяющие им пользоваться. Я четко держала опору, идеально контролировала артикуляцию и работу гортани, чему обычные люди учатся годами, а я…. Вырубилась простой девушкой, очнувшись опытной певицей.