Голоса Америки. Из народного творчества США. Баллады, легенды, сказки, притчи, песни, стихи
Шрифт:
За субботу и воскресенье сотни лошадей проделали путь в Уичито–Фолс.
Никогда еще Уичито–Фолс не видел такого сборища прекрасных лошадей. Стук копыт, топот ног, веселое ржание, окрики — город гудел.
Настало утро долгожданного понедельника. Почти все мужчины города толклись возле этого гигантского табуна. Было похоже на светопреставление. Все только ждали капитана Наваррского.
Ждали… ждали… Уже и солнце поднялось высоко над головой, стало жарко, ковбои и лошади начали проявлять беспокойство. Но еще больше беспокоились их владельцы, которые тоже ждали… И, заждавшись, отправили в гостиницу, где капитан Наваррский останавливался, целую депутацию.
Однако капитана Наваррского в гостинице не оказалось! Хозяин сказал им, что капитан уехал еще в воскресенье к вечеру, но обещал рано утром в понедельник вернуться.
Нет, капитан Наваррский больше не вернулся… Добрые горожане и милые дамы остались с носом и были вне себя от гнева.
Но прошло еще какое-то время, и дамы уже говорили:
— А все-таки он был истинным джентльменом
Мужчинам ничего не оставалось, как криво улыбаться и… помалкивать.
Что ж, они сами попались на удочку и относились к этому как истинные техасцы, с усмешкой.
Пересказ Н. Шерешевской
Я ЕДУ В МОНТАНУ
Ковбойская песня
Перевод С. Болотина
ИНДИАНКА МОГИ
Баллада из штата Кентукки
Перевод Ю. Хазанова
3
В то время как фронтирсмен настойчиво прокладывал путь нации на Средний и Дальний Запад, на юге страны формировался иной уклад. Американский Юг, а точнее штаты Юга, — не просто географическое понятие, как если бы мы говорили о юге любой другой страны. Юг в США, особенно в канун гражданской войны, — это и иной образ жизни, и иной способ производства, и отличающийся национальный состав. Конечно же, не следует преувеличивать степень различий, как это делают некоторые американские социологи, создавая вокруг этого края некий готический миф: «Юг — край аристократии, край утонченных людей, роковых страстей и изысканных чувств». Однако было бы ошибочным и отвергать социально–психологические различия, которые заметны еще и сегодня.
Возвращаясь в те далекие времена, следует отметить, что Юг никогда не был ни во времени, ни в пространстве своем одинаков. Старый Юг, Юг до гражданской войны, отличался от нового, индустриализовавшегося Юга конца XIX века. Да и сам старый Юг не был однороден.
Здесь и в самом деле встречались, хоть и весьма редко, настоящие представители европейской, главным образом бывшей английской и французской земельной аристократии. Чаще всего они бежали от революции в своих странах, или от кредиторов, или просто от закона. Однако те, кто считался аристократами в середине XIX века, чаще вели свою родословную в лучшем случае от мелких сквайров. Утонченные джентльмены в новых суровых условиях не выживали. В этом смысле куда легче было бывшим каторжникам, которые со временем становились преуспевающими дельцами, обзаводились землями (их, к счастью, было немало), хозяйством и стали посылать своих детей за высоким образованием. Это именно они, решив, что «джентльмена делает портной», не гнушаясь ничем, стремились преумножить свое богатство. Это они в 50–х годах XIX века, буквально в канун гражданской войны, ввозили ежегодно около 25 тысяч рабов — больше, чем до 1808 года, когда в США была официально запрещена работорговля.
Таков был один полюс Юга. А на другом были бедняки, «белая рвань», как презрительно называли их плантаторы. Они были охотниками, лесорубами. Они были носителями подлинного народного духа. Искусно разжигая расовую ненависть, так называемая «белая аристократия» Юга нанимала из числа деклассированных бедняков надсмотрщиков за рабами, их руками творя преступления против человечности, их руками укрепляя свою безграничную власть. Таков был Юг. Как писал один американский исследователь: «Юг подобен старому дереву с большим количеством возрастных колеи,. Ствол и ветви его изгибались под воздействием ветров и лет, а корни его уходили в образ жизни, в почву Старого Юга».
Поселившиеся здесь французы, испанцы, ирландцы и другие европейцы привезли с собой свою духовную культуру, насытили фольклор этого края мотивами, восходящими к европейскому средневековому «готическому» роману с ею страстями, жестокими знатными родителями, которые запрещали своим детям вступать в неравный брак, с любовью до гроба, смертью от разбитого сердца и таинственными призраками, обитающими, однако, не в залах или на чердаках старинных замков, а в более современной американской обстановке.
ТАК СКОЛЬКО ЖЕ МИЛЬ ДО ДЖЕКОБА КУПЕРА?
Жил в графстве Мейкон, штат Алабама, судья по имени Роберт Догерти. Это был крупный, видный мужчина, говоривший густым басом. Больше всего на свете он любил длинные прогулки и веселые шутки.
Дело было весной, когда судья Догерти решил, что пора завести новую корову. Старая уже не доилась, а разве можно, чтоб в доме не было молока?
И вот однажды судья встретил на улице своего старинного друга Сэмпсона Лэйнье и сказал, что ему нужна хорошая дойная корова.
— Так в чем же дело! — сказал Лэйнье. — У Джекоба Купера, ну, у того, что живет в трех милях отсюда по дороге на Форт–Дикейтер, есть как раз чудная двухгодовалая телка на продажу. Думаю, он недорого возьмет с тебя.
— Три мили — это пустяки! — обрадовался судья Догерти. — Ничего не имею против такой прогулки. Правда, не сегодня. Я пойду туда завтра, с утра пораньше.
Друзья еще поговорили о том о сем и разошлись.
А надо вам сказать, что Сэмпсон Лэйнье сам был не прочь подшутить над друзьями. Особенно над такими, как судья, который не раз ставил его в глупое положение. Лэйнье прекрасно знал, что корова Джекоба Купера просто тьфу! — шелухи гороховой не стоит. К тому же до его дома пути вовсе не три мили, а много больше! Да только судье про это было невдомек.