Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

Мочалова Ольга Алексеевна

«Еловая веточка с фруктами шишек…»

Еловая веточка с фруктами шишек, У рыночных купленная мальчишек, Свежие свечки побегов пустила — Ярко-зеленое множество милое! Как нищий разнежен виденьем богатства, Лакомлюсь я надежды яством, Рыданья задвинув в глубь угла, На миг жизнерадостью смугла.

«Заживо пропадаю без вести…»

«В имен друг друга частом восклицанье Встречали мы зеленый смысл весны».

Заживо

пропадаю без вести Для единственно-близкого мне, С кем могли мы быть счастливы вместе И довольны вдвойне! Заживо похоронена без сообщенья Знакомым, друзьям, родным. Нет для таких сожаленья, Кто умер, оставшись живым! Неудобно показываться людям, Как без губ, без рук, без волос, С истощенным желаньем чуда, С переполненной веткой слез.

УПРЕК

Ты спал, погруженный в поток сновидений, Мой старший товарищ, По спутанным кровным путям. И теплое бока во сне обнаженье, И снов удивительное поголубенье Вплывало под утра Грохочущий мост. Сюда, в средоточье подводных течений, Как вскрывшийся голод, Вдруг боль и упрек Прорыли проходы, Горло сдавили, Застряли, как хлеба комок. Ты сел и прислушался. Сон, как рубаха, Спадал, оказавшись чрезмерно широк. Ты сел и прислушался. Дальний поступок, Как голубь почтовый, Врывался в висок.

ОГОРОДНАЯ ЗЛОБА ДНЯ

Жарким летом, наконец, Вырос красный огурец! Полюбуйся — как нелепо С бабочкой играет репа! Бал сама себе дает Свекла, гладя свой живот! Удалилась в угол брюква, Всем соседям грубо хрюкнув. Осторожно — здесь мокро! Распотелася морковь. Для чего гусака заманила Вихрем шелковых юбок малина? Салат без брюха, без лица Задорен свежестью самца. Обожало ворону под рваным плечом, Стоя чучело средь овощей Кузьмичом. Калитка взвизгнула визгливей всех калиток, Свой летний плод взрастив — улиток. Клубника пьет июльский жар луча, Как мы, краснея, свой полдневный чай. Нагретый видом стада бык — Взбесился и напал парник. Завела себе спаржа личико И реснички, и одно плечико! Стыдясь не кормящего бюста, Томится похудеть капуста.

«Среди мужчин…»

Среди мужчин с непосоленной кровью, Размноженных лягушачьей икрою, Бесполых, как столы и стулья, Не отличающих плевка от поцелуя, Подростков сорокалетних, Холостяков многодетных, Незнакомых с детьми отцов, Любовников — сосунков, Женатых до смерти старых дев, Среди мужчин, мной виденных везде — Одно, одно воспоминанье…

«Кувыркаясь…»

Кувыркаясь, стремятся в мосторги, Падают в универмаги Перемученные женщины, как с дороги — Стая птиц в одичалой

отваге. У окошка возникнув кассы, Обгоняя одна другую, Убедившись, что все напрасно — Ринутся врассыпную! Чем добыть — бидоном, портфелем, Замужеством, уловкой — Шелк, сукно, что лелеют Заповедники на Петровке? Витрины «Мосторга», «Универмага», «Самоцвета» Пружинят не одно нутро. Мечты весны, зимы, осени, лета — Джемпер, свитер, фетр, трико…

«Утомительное изгнанье…»

Утомительное изгнанье В монастырь скудных вещей! Висит каждодневным знаменем Грубошерстная юбка на гвозде! Преграждает дорогу, как дождик, Безнадежная безодежность. Встретив в шубе меня бесформенной Впопыхах на подземной платформе, Комсомолец заметит: «Не бодрая, А такая широкобедрая!»

ПОДРУГЕ

Нет больше светлого тепла В опустошенном отношенье! Стрелой разишь из-за угла Мучительно-враждебных мнений. Как странно это! Может быть, Мы наказуемы задело? Ты не успела полюбить, А я уехать не успела. И наш студенческий простор, Где сочетанье книг и неба, Внезапно выброшен на двор И на грызню за корку хлеба! Но уходя в свой бедный сад, Где отражает мир рябина, Я сберегу плечо наяд, Ныряющее над тиной. О, все могло быть хорошо! И прелесть щек и вдохновенье! Быть может, встретимся еще Без перекипи огорченья.

«На последний сеанс…»

На последний сеанс вытаращенного кино Входит пара: духи «Монпарнас» И толстошубный он. Бесстыдством пьян добродушным Знаток международных прав, Как магометанин Коран душный, Ночи изучил устав. Томное ботикопожатье. Задрожанье лести в губах. В тесноте неизбежно объятье. Торопливый смешок. Огорченное «Ах»! Фильмолюбовь видовая С прической страдающей у нее. На зеленых подножьях Алтая — Ревность мужа, ныряющий нож. Знаток позабыл свой адрес, Короткие пальцы, пенсне, Разогревая радость Горячим дыханьем всех. Шатенки подбородок белый! Воротничка шелковый ажур! Предопределил млечным мелом Взаимную склонность Амур. Развивать ли дальше Аппетиты толстяка? Софизмы страстной фальши Опытного языка? Знаток осуществляет прекрасно Международные права, По черному атласу Гладя ее рукава!

ВЛИЯНИЯ

Мы спим с тобой с голубой теплотой, Со страстью избранных левкоев, Но все же влияния жестких пустот Продолжают меня беспокоить. Сладость объятий необходимых Найдена так до конца! Так эта близость любима Слитого с ночью лица! Но не забуду, что рядом с летом — Неумолимая зима, Перед которой останусь раздетой, Если мех не добуду сама.