Голоса животных и растений
Шрифт:
Камерунцев прямо-таки бьет дрожь, если им снится гиена. Такой сон относят к разделу дурных, тяжелых, страшных. Если в Кении или Танзании гиена оставит свои экскременты рядом с чьим-то домом, то его хозяин становится изгоем. Или ему рекомендуют как можно быстрее пройти обряд очищения.
Магические формулы
В районе Африканского Рога когда-то голос гиены, разрезавший тишину ночи, служил призывом к человеческому жертвоприношению. В некоторых районах Африки в гиене видели вестницу предстоящей смерти… Однако умерим нашу фантазию. Человеку вредят крайности — нежелание придерживаться
Сколь бы отвратительными ни казались гиены, они способны приносить людям и пользу. Пойманная молодая гиена поддается приручению. Она может стать послушной, ласковой, разумной и преданной, как собака. Гиен одомашнивали еще в Древнем Египте. На многих памятниках культуры они изображены на поводке, как собаки. Их даже кормили с руки.
Интересен следующий пример. В прошлом в Алжире и Тунисе арабы раздевались донага, чтобы проникнуть в логовища, где гиены скрывались в дневное время. Местные жители утверждали, что в таком виде легче приручать хищников. Правда, тут нелишним будет добавить, что укротители имели «за пазухой» соответствующие магические формулы.
На биологической станции в поселке Доняна, в Кении, доктор Вальверде вместо сторожевого пса держал на цепи у дверей лаборатории полосатую гиену. Каждое утро, когда он приходил на работу, животное радостно прыгало ему на грудь и, словно ласковая собачка, небольно покусывало руки.
Гиены — отличные уборщики. Они очищают природу: уничтожают больных и слабых животных, укорачивают их агонию, по сути, оберегая этим здоровых особей от эпидемии. Организм гиены, приспособленный к усвоению гнилой, вредной для других животных пищи, противостоит любым инфекциям, в том числе и вирусу геморрагической лихорадки Эбола. В июне 1995 года член парламента Кении Крис Камуйю с мрачноватой иронией внес предложение на рассмотрение правительства страны: использовать гиен для очистки больниц, не имеющих моргов и кладбищ, от тел усопших, за которыми не являются их родственники.
Трудно представить себе, какой была бы эпидемиологическая обстановка в Африке, если бы там не водились такие вот добровольные санитары, каковыми являются гиены. Да и жизнь без них стала бы куда скучнее.
Размышляя над тем, как же надо, в конце концов, относиться к не всегда вызывающему симпатию зверю, я вдруг вспомнил стихотворение Редьярда Киплинга «Гиены»:
Гиены и трусов и храбрецов Жуют без лишних затей, Но они не пятнают имен мертвецов: Это — дело людей.Мораль этих строк простая, по крайней мере для меня: гиены ведут себя по-гиеньи, не больше и не меньше. От них знаешь, что ждать. Их замыслы и вожделения совпадают. В них есть свои понятия о благородстве, которых они не преступают. Своих они не трогают — любят. Гиены делают только то, что предписала и дозволила им природа, Творец, и не переходят в своем поведении той черты, за которой их уже можно было бы порицать (если, конечно, мы, люди, имеем на это право).
Глава
ПЕТУХ ПОЕТ К НОЧИ
Придирчивый читатель лишь недоуменно пожмет плечами, услышав, что речь в этом очерке пойдет о курах и петухах в Африке: кур, мол, и у нас полно, по крайней мере, в прошлом немало было, вот только яиц не стало что-то. И вообще, стоило ли забираться в эдакую даль, чтобы потом о курах взахлеб, как о горной горилле, рассказывать?
Однако неразумно обижать скромную птицу, которая в жизни тропиков занимает далеко не последнее место. Кроме того, каждому «акыну журналистики» вольно петь о том, что он видит. У нас же сейчас гласность и полная демократия, так что тем более не всем же за бегемотами и львами гоняться!
Слоны, носороги и крокодилы, конечно, в Африке еще не перевелись, но впечатлениями о них сегодня делится каждый кому не лень. (Опытному журналисту достаточно часовой транзитной посадки в аэропорту Хараре или Найроби, чтобы залихватски байку сварганить. И такие случаи, я точно знаю, были!) Дело порой доходило до того, что в последние годы читатели на встречах с журналистами довольно часто интересуются: «А куры-то в Африке есть?» И когда отвечаешь утвердительно, в продолжение разговора на тебя так и сыплются вопросы о яйцах. Каюсь, немножко несерьезно говорил о серьезном, но зато в этнографических данных не напутал.
…Когда начинаешь рассуждать о курином интеллекте, то на тебя тут же смотрят по меньшей мере недоверчиво, с какой-то непонятной снисходительностью и порой даже с опаской. В то же время никто не отважится отрицать очевидное: африканцы (да и только ли они?) внимательно наблюдают за повадками до мозга костей знакомой им (и нам) домашней птицы и (непоколебимо придерживаясь апробированного принципа «век живи, век учись») заимствуют в ее поведении много полезного и мудрого для себя. Люди разных континентов либо вносят в свой быт все разумное из образа жизни и взаимоотношений кур и петухов, либо стараются не уподобляться домашней птице. Даже президенты пользуются примерами из жизни птичьего двора. «Двух петухов на одном дворе не держат», — заявил президент Зимбабве Роберт Мугабе 15 августа 1984 года в парламенте страны, критикуя оппозицию.
В деревнях народа ндебеле, в Зимбабве, согласны с Мугабе и замечают, что «в одном курятнике может быть один петух». Тут надо признать, что если в среде кур по данному пункту достигнут абсолютный консенсус, то люди (это общеизвестно) пока еще не всегда понимают целесообразность согласия, как такового. Хотя в последние годы мы все больше осознаем его необходимость. Рассказывают, что правитель Центральноафриканской Республики Жан-Бедель Бокасса, возлагая на себя 4 декабря 1977 года императорскую корону, весьма логично, опираясь на шедевры народного фольклора, объяснил необходимость и практичность монархии:
— Когда на дворе много петухов, куры не несутся. Лучше один петух-замухрышка, чем десять любующихся собой красавцев.
Тем самым он дал понять, что народу легче будет жить при одном таком суверене, как он (пусть и с чахлой программой), чем имея над собой сразу десять самых головастых «продемократических» вождей с десятью самыми умными программами. Не увлекся бы Бокасса I зажимом демократии, щедрым самонаграждением, не снизошел бы до пошлого людоедства — вероятно, правил бы в Банги и по сей день.