Голова в кустах
Шрифт:
Сами же по общагам мыкались.
– Сергей разумеет, – заверила я.
Все, парад-алле завершился, цирковое представление рвануло петардой.
– Серега, тебя предупреждали, – восстал Борис Юрьев.
– На предмет чего? – насторожилась я. – На предмет недопущения журналистки в некую попавшую в поле вашего ущербного милицейского зрения квартиру?
– Фу, Полина. Я не филолог, но «на предмет недопущения»…
– Хватит, критик.
– Виктор Николаевич! – воззвал прерванный Борис.
– Вынужден вторить Полине, хватит пререкаться.
– Обрисуй, Боренька, обрисуй, касатик, – осклабилась я, вспомнив, как Вик поспособствовал последнему сотрясению.
– Не ругайтесь, пожалуйста, – попросил Сергей Балков.
– Драться будем, – бросил Борис Юрьев.
Я соблюдала тишину, будто прочла соответствующую табличку в присутственном месте. Право слово, Борисово «драться» – гипербола. Как и мое мысленное «перегрызу глотку». Ринься мы в омут взаимоуничтожения, я ничего не выведаю, он на меня, живца, никого не поймает. Хоть раз на раз у нас с ментами не приходилось.
Я владела женским методом уменьшения накала стычек. Принесла пироги, чай, кофе. Постоянно голодные, не иначе растут еще, тридцати нет, сыскари Измайлова ополоснули рты слюной. Сергей сделался томным и волооким. Даже непримиримый Борис сменил тон и по-человечески поблагодарил. Пироги с мясом и капустой были такими, как любит Вик: большими, прямоугольными – на весь противень, распираемыми начинкой, блестящими лакированной коричневатой корочкой. Любо-дорого смотреть, когда Измайлов через час после ужина подкрадывается к ним с ножом и тарелкой, по-детски благоговейно откидывает полотенце и застывает в раздумье о величине куска добавки. Теперь он наблюдал, с какой скоростью поглощали еду лейтенанты, и прощался с муками выбора. Какие там куски, крошки собирать придется. Парни деликатно отстранились от стола, когда угощение кончилось.
– Выкладывай, Борис, – с плохо скрываемой досадой поторопил Измайлов.
И сытый, отяжелевший на вид Боря по команде выложил.
Пятого сентября в отдел по расследованию убийств явилась девушка и угрюмо попросила аудиенции у лейтенанта Юрьева. Видовым признаком хомо сапиенс допустимо считать боязнь проявления инициативы при контактах с представителями Бориной специальности.
Так что если девица была и «хомо», то по поводу «сапиенс» возникали сомнения.
Она усугубила их, как умела:
– Здравствуйте, господин лейтенант.
Я – Варвара Линева. И пропустила сегодня первую пару – очень уж скучная лекция.
– Убили время и пришли сдаваться? – улыбнулся Юрьев хорошенькой блондинке. – Почему не в ректорат? Деканат на худой конец?
Посетительница шутки не оценила.
– Я попала только на семинар. Там староста группы передал мне, что с моей подругой, Зиной Красновой, случилось несчастье, и дал
Изумленный Юрьев набрал номер полковника Измайлова:
– Виктор Николаевич, у меня сидит девушка и утверждает, что спровадила на тот свет Зинаиду Краснову.
Дальнейшие переговоры вел Вик.
– Каким же образом вы сподобились умертвить Краснову? – хмыкнул он.
Линева выказывала сочетание заторможенности, покаяния и жажды справедливости. Поэтому повесть у нее получилась неспешной, подробной, с элементами жестокого самобичевания.
Варя и Зина учились в одной группе на четвертом курсе биологического факультета и в течение двух лет вместе снимали квартиру.
– Мы очень подружились, – настаивала Варвара. – А сначала попросту делили кров. Университетское расписание непостоянно, как дочь министра.
– С вами дочь министра обучается? – уточнил Измайлов.
– На биофаке? – удивилась Варя.
И впервые усмехнулась:
– Впрочем, она бы и по нашему гиблому профилю нашла непыльную работу. Нет, у меня личные ассоциации с наследницами высокопоставленных отцов.
«Ну хоть с власть имущими на этот раз хлопот не предвидится», – подумал полковник.
Девушкам предстояло заниматься после полудня. К девяти утра Варвара собралась в библиотеку писать реферат. Зинаида же, заказав ей учебники («Твой читательский билет выдержит, а у меня долгов полно»), решила воспользоваться ее отсутствием и пригласила своего парня, Лешу Трофимова. Леша метил в юристы, но ради Зиночки был готов пожертвовать не только курсом международного права, высшего образования как такового не пощадил бы. Тем более что его семья гарантировала восстановление в университете после любых юношеских катаклизмов. «Алешенька всего хлебнет, перебесится и преуспеет», – говаривала его маман.
Перед выходом из дома Варвара заглянула в кухню и застала Зинаиду за высыпанием в чашку какого-то белого порошка из капсулы. Дружба дает право требовать разъяснений. Зинаида наскок подруги выдержала стоически:
– Это быстродействующий яд, Варька. Если Лешка откажется на мне жениться, выпью при нем кофе, и адью. И плевать тогда на его комплексы.
Варвара с жаром стала увещевать ее, направилась к соседям за помощью. Зинаида, хохоча, схватила впечатлительную девушку за рукав куртки:
– Чувство юмора сбоит? Не позорь меня и сама не позорься. Не стоит мамсик Трофимов моего самоубийства.
Леша не был отпрыском нувориша.
Его прадед и дед послужили государству на хозяйственном поприще так, что следующим поколениям Трофимовых не приходилось тратиться на покупку дач, гаражей, квартир, мебели, утвари, картин, драгоценностей, даже книг. Делай себе карьеру со стартовой позиции заведования неважно чем, береги антиквариат, меняй машины – всего и проблем.
«Нет, потеряв Лешку, не грех и травануться, – сделала собственный вывод Варвара. – Храбрится, сказочница».