Головоломка

Тилье Франк

– Опознание окончено. Сейчас мы отвезем вас домой.

Илан отлично расслышал слова полицейского, хотя его губы не шевельнулись.

– Да, возвращайся и выпей за наше здоровье, ладно? В погребе есть шампанское. «Теттенже». Только открывай осторожно, ты ведь у нас не по этой «кафедре».

Илан уверен, что ни полицейский, ни врач не слышали этих слов. Они торопятся выйти, хлопает первая дверь, потом вторая. Илан кидается следом, видит, что ручки нет, выйти нельзя, и начинает стучать по стеклу круглого окошка.

– Эй, выпустите меня!

По

шее Илана пробегает холодок. Он видит силуэты людей, удаляющихся по «суставчатому» коридору, ни один не оборачивается, они не слышат его криков. Илан толкает дверь – все напрасно. Кто-то кладет руку ему на плечо – это усатый полицейский.

– Опознание окончено. Сейчас мы отвезем вас домой.

Что это – сон? Или бред? Усач берется за ручку, первая створка открывается, все выходят, двери закрываются, люди уходят.

У Илана появляется жуткое чувство: он попал в адскую западню, уподобился Сизифу с его камнем, он застрял, не может шевельнуться, как будто время растянулось.

Время возвращается в нормальное русло. Илан натыкается на стекло.

Чья-то рука на плече.

Он оборачивается и застывает от ужаса.

Прямо перед ним, сантиметрах в десяти, лицо отца. Он медленно моргает, наклонив голову, как будто хочет получше рассмотреть лицо сына. Рот у него слегка перекошен, как если бы его сначала отклеили, а потом снова приклеили, причем очень неумело. Илан уверен, что спит, и одновременно точно знает, что это не сон, что все совершенно реально.

Это нереально.

Илан превратился в соляной столб и все-таки делает то, чего делать не стоило ни при каких обстоятельствах, – опускает глаза. Жозеф Дедиссет стоит не на ногах, его рассеченное пополам тело… установлено на прозекторском столе, голубая рубашка целомудренно прикрывает разорванные сухожилия и мышцы. На стальной каталке кровью написана фраза: «Это реальность, но это нереально».

Отец показывает Илану окровавленный указательный палец и улыбается. У него всегда были очень красивые зубы, а теперь во рту торчат страшные пеньки-обломки.

– Как давно мы не виделись, сынок… Ты теперь совсем взрослый. Изменился. Но выглядишь уж точно лучше меня. Мои ноги «сделали ноги».

Илан не знает, плакать ему или смеяться, из горла рвется полусмех-полустон. Он чувствует холод правой щекой. Смерть всегда холодная. Отец касается его кончиками пальцев, продолжая улыбаться. Он похож на Джонни Эка из «Уродцев» [21] , фильма Тода Броунинга. Илан смотрел эту картину несколько раз. Он включается в игру.

– Что случилось, папа? Расскажи. Я думал, вы с мамой утонули, попали в шторм и погибли…

21

«Уродцы» (англ. Freaks) – американский художественный фильм 1932 года режиссера Тода Броунинга, драма с элементами фильма ужасов. В бродячей цирковой труппе вместе с «нормальными» актерами выступают люди с экстремальными отклонениями в физическом развитии. Джонни Эк – человек без нижней части

туловища.

– Тсс, малыш, успокойся…

Жозеф Дедиссет опирается на руки и выглядывает в окошко. Его темные волосы аккуратно причесаны, на косой пробор, как при жизни. Он почти не изменился.

– Они повсюду, сын, – говорит Жозеф Дедиссет и подозрительно оглядывается. – Они затуманили тебе мозги, но ты здесь, ты вернулся сюда, значит начинаешь выходить из-под контроля. Черные тучи покидают твою память.

– Вернулся сюда? Хочешь сказать, я уже бывал в здешнем морге?

– Это не только морг, но и место перехода. Мы с твоей мамой ждем суда. Ад, рай… Понимаешь, о чем я?

Илан изнемог от усталости и ничего не понимает. Он стоит спиной к двери, держится за стол и разговаривает с мертвецом.

– Кто такие эти они? Что им от меня нужно?

Отец дотрагивается пальцем до левого виска сына:

– То, что у тебя вот тут: решение загадки, доступ к нашим исследованиям, к нашей с мамой работе. Они будут преследовать тебя, пока не выудят информацию, надеются получить доступ к твоим мозгам, ставя… эксперименты, но только все портят. Довели до того, что ты все забыл.

– О каких экспериментах ты говоришь? След от укола – тоже они?

– Конечно. Они давно вокруг тебя.

Жозеф бросает взгляд на покрытое простыней тело жены, снова поворачивается к Илану и переходит на шепот:

– Я бы предпочел ничего тебе не говорить, чтобы ты оставался в неведении. – Он вздыхает. – Ничего им не рассказывай, даже если вспомнишь. Наши исследования слишком важны для мира, для выживания рода человеческого, они не должны попасть к негодяям.

– Но где они? Где твои бумаги?

– Ты добрался до середины лестницы, сынок, истина покоится на верхней ступеньке. Поклянись, что отыщешь ее. Поклянись.

– Клянусь, папа, – отвечает Илан как послушный сын, – клянусь, но не понимаю. Лестница, ад, рай, твои слова.

Неоновая лампа неожиданно гаснет, и в морге становится совсем темно. В коридоре раздается звук шагов. Илан пытается хоть что-нибудь разглядеть через стекло, но ничего не видит.

Когда свет снова зажигается, кто-то берет его за плечо.

– Опознание окончено. Сейчас мы отвезем вас домой.

Полицейские и судебный медик выходят из-за спины Илана и направляются к двери, входят в тамбур.

Илан пройти не успевает.

Он в третий раз смотрит им вслед – и ничего не может сделать.

Раздается оглушающий вой сирены, окно разбивается, и тысячи мелких осколков летят ему в лицо.

36

Илан вздрогнул.

Он не сразу понял, что лежит на полу рядом со стулом для электрошоковых процедур, а рядом валяются Библия, колода карт Таро, распятие и рисунки, найденные в ящике комода в палате № 27. Разломанный на куски Христос «отдыхал» в углу.