Голубой горизонт
Шрифт:
– Том Кортни, ты алчное чудовище. Я тебя ненавижу! – Она насела на него и заколотила кулаками в грудь. Он легко перевернул ее на спину и задрал юбки. Ноги у Сары все еще сильные и стройные, как у девушки. Она решительно свела их.
– Прекрати немедленно, похотливый негодяй! На нас смотрят.
Она сопротивлялась, но не сильно.
– Кто? – спросил он.
– Они.
Сара показала на стадо скальных кроликов.
– Брысь! – крикнул им Том, и кролики побежали по норам. – Больше не смотрят.
Сара раздвинула ноги.
Собравшиеся
Один Том был подчеркнуто весел и беззаботен. Пока все ели жареную на решетке рыбу с ломтями свежеиспеченного хлеба, он рассказывал историю своего деда Фрэнсиса Кортни, который захватил голландский ост-индский галеон в водах у мыса Агульяс почти шестьдесят лет назад. Он объяснил, что Фрэнсис спрятал сокровища голландцев в пещере выше по ручью, у того места, где Мансур накануне подстрелил буйвола. Потом, рассмеявшись, показал на траншеи и заросшие ямы, выкопанные голландцами в попытках найти и вернуть себе утраченные сокровища.
– Пока они здесь потели и бранились, наш отец Хэл Кортни умыкнул эти сокровища.
Все уже так часто слышали эту историю, что никто не выразил удивления. В конце концов даже Том подчинился общей тишине и, вместо того чтобы развлекать собравшихся, набросился на жаркое из буйвола, которое женщины подали после рыбы.
Дориан ел мало. До того как с углей принесли серебряный кофейник, он обратился к Тому:
– Если не возражаешь, брат, я сейчас поговорю с Кадемом и сообщу ему о своем решении.
– Конечно, Дорри, – согласился Том. – Пора покончить с этим. Женщины со вчерашнего вечера словно сидят на муравейнике. – Он крикнул Батуле: – Скажи Кадему, что он может присоединиться к нашему совету, если хочет.
Кадем поблизости расхаживал по берегу. Он подошел – воин пустыни, гибкий, длинноногий и длиннорукий – и простерся перед Дорианом.
Мансур нетерпеливо наклонился вперед. Они с Дорианом сегодня ушли из лагеря и много часов провели наедине в лесу. И только они знали, о чем говорили. Ясмини посмотрела на сияющее лицо сына, и сердце ее упало. «Он так молод и прекрасен, – подумала она, – так силен и умен. Конечно, он тоскует о приключениях, какие видит в этой возможности. Он знает лишь романтическое освещение битвы. И мечтает о славе, о силе и о троне. Потому что в зависимости от сегодняшнего решения Дориана Слоновый трон Омана может когда-нибудь принадлежать ему».
Ясмини закрыла лицо вуалью, чтобы скрыть страх. «Мой сын не понимает, какую боль, какие страдания принесет в его жизнь корона. Он ничего не знает о чашах яда и клинках убийц. Он не понимает, что халифат – это рабство, более тяжкое, более гнетущее, чем цепи раба на галере или в шахтах Мономатапы».
Ее мысли прервало приветствие Кадема.
– Да будет на тебе благословение пророка
– Рано говорить о великих, Кадем аль-Джури, – предостерег его Дориан. – Подожди, пока не услышишь мое решение.
– Твое решение уже принято за тебя пророком и святым аль-Алламой. Он умер на девяносто девятом году жизни в мечети острова Ламу, до последнего дыхания славя Господа.
– Я не знал, что он умер, – опечалился Дориан, – хотя, по правде сказать, в его почтенном возрасте трудно было ожидать другого. Поистине это был святой человек. Я хорошо его знал. Его рука обрезала меня. Он был для меня мудрым советником и вторым отцом.
– В свои последние дни он думал о тебе и сделал пророчество.
Дориан склонил голову.
– Повтори слова пророчества святого муллы.
Кадем обладал ораторским даром, и голос у него был сильный и приятный.
– Сирота из моря, завоевавший для своего отца Слоновый трон, воссядет на этом троне после смерти отца и наденет корону из красного золота. – Кадем развел руки. – Великий, сиротой из пророчества можешь быть только ты. Ибо ты и сейчас коронован красным золотом, и ты победил в битве, которая дала твоему приемному отцу калифу абд Мухаммад аль-Малику Слоновый трон.
После этих звонких слов наступило долгое молчание; Кадем стоял скрестив руки, как сам пророк.
Наконец Дориан нарушил тишину.
– Я слышал твою мольбу и сообщу решение, которое ты должен передать шейхам Омана. Но сначала я объясню, как пришел к нему.
Дориан положил руку на плечо Мансура.
– Это мой сын, мой единственный сын. Мое решение глубоко затрагивает его. Мы с ним обсудили его во всех подробностях. Его горячее молодое сердце стремится к приключениям, как стремилось мое в его возрасте. Он просил меня принять приглашение шейхов.
– Твой сын необычайно мудр для своего возраста, – сказал Кадем. – Если такова воля Аллаха, он вслед за тобой будет править Маскатом.
– Бисмилля! – одновременно воскликнули Батула и Кумра.
– Если пожелает Господь! – с радостным выражением подхватил по-арабски Мансур.
Дориан поднял правую руку, и все снова замолчали.
– Есть еще один человек, которого глубоко затрагивает мое решение. – Он взял за руку Ясмини. – Принцесса Ясмини все эти годы была моим товарищем и женой. Давным-давно я дал ей клятву, клятву на крови. – Он повернулся к ней. – Ты помнишь мой брачный обет?
– Помню, господин мой муж, – негромко ответила она, – но я думала, что ты мог забыть.
– Я дал тебе две клятвы. Первая: хотя закон и пророки дозволяют это, у меня не будет других жен, кроме тебя. Я сдержал эту клятву.
Ясмини не могла говорить, она только кивнула, и от этого движения слеза сорвалась с ее ресниц и упала на шелк, покрывающий ее грудь, оставив мокрое пятно.
– В тот день я дал и вторую клятву: не причинять тебе боли, если в моих силах предотвратить ее.
Ясмини снова кивнула.