Голубой горизонт
Шрифт:
Манатаси остановилась вплотную перед линией, которую Джим прокопал перед фургонами. Она стояла, расставив ноги, изогнув спину, выставив вперед бедра. За ее спиной снова загремели барабаны и резко протрубили рога куду.
– Сейчас она отметит нас на смерть.
Тегване говорил громко, чтобы все услышали, но Джим не понимал, что он имеет в виду, пока не увидел показавшуюся между ног Манатаси и направленную к лагерю струю желтой мочи.
– Она мочится на нас, – сказал Тегване.
Струя ослабла, последние желтые капли упали на землю, Манатаси громко закричала
– Булала! – закричала она. – Убейте их всех!
С громовым ревом воины устремились вперед.
Джим схватил одно из лондонских ружей и попытался взять королеву на мушку, но опоздал. Манатаси зачаровала его, как и всех остальных. И прежде чем он смог выстрелить, ее заслонила набегающая волна воинов. Индуна в высоком плюмаже встал перед королевой, и Джим с досады едва не застрелил его, но в последнее мгновение удержал палец на курке. Он знал, что вслед за ним начнут стрелять все остальные и первый тщательно рассчитанный залп пропадет впустую раньше, чем враг окажется на расстоянии успешных выстрелов. Он опустил ружье и прошел вдоль баррикады.
– Спокойней. Пусть подойдут ближе. Не жадничайте. На всех хватит.
Только Смоллбой рассмеялся его шутке. Смех был хриплым и принужденным.
Джим неторопливо и небрежно вернулся на свое место рядом с Луизой, давая пример мушкетерам и мальчишкам. Передний ряд воинов приближался к линии белых камней. Воины танцевали и пели, размахивали оружием и гремели погремушками, били блестящими клинками по щитам. Между черными щитами не было ни просвета.
«Я подпустил их слишком близко», – подумал Джим. На его лихорадочный взгляд, лезвия ассегаев уже готовы были вонзиться в плоть защитников лагеря. Но тут он увидел, что до камней нгуни еще не добрались. Справившись с собой, он крикнул вдоль линии:
– Ждите! Не стрелять!
Он выбрал индуну, который все еще находился в первом ряду. Индуна был весь в страшных шрамах, удар топора задел его глаз и щеку. Заживший шрам был гладким и блестящим, и пустая глазница словно смотрела прямо на Джима поверх черного щита.
– Ждите! – крикнул Джим. – Пусть подойдут ближе.
Он видел на щеках индуны отдельные капли пота, сверкавшие как серые жемчужины. Босые ноги вождя задели белый камень линии.
– Огонь! – закричал Джим, и единым громовым раскатом прозвучал первый залп. Пороховой дым закрыл видимость серым облаком.
На таком расстоянии щиты из сыромятной кожи не давали никакой защиты. Дробь пробивала их, и последствия были ужасны. Первый ряд словно растворился в дыму. Тяжелые свинцовые пули пронизывали плоть и кости и гремели о щиты и тела стоявших сзади. Второй ряд спотыкался о мертвых и умирающих. Воины, шедшие еще дальше, напирали в стремлении начать орудовать ассегаями. Они толкали щитами тех, кто был перед ними, лишая равновесия и сбивая с ног.
Один из пастушков выхватил из рук Джима ружье и сунул ему заряженный мушкет. Прогремел второй залп, почти такой же точный, как первый, но каждый следующий становился все более неслаженным: некоторые мушкетеры
Перед баррикадами росли груды мертвых и раненых, и воинам последних рядов приходилось карабкаться через них. Обмякшие тела были ненадежной опорой и замедляли продвижение, а мушкетеры продолжали быстро менять оружие, и от линии фургонов на воинов обрушивался непрерывный огонь.
Когда наиболее решительные нгуни добрались до баррикады, они попытались голыми руками убрать колючие ветки, но огонь не ослабевал. Воины перебирались через мертвых и пытались залезть на фургоны. Безжалостные залпы отбрасывали их на шедших следом.
Узкое пространство между речными омутами и высоким глиняным берегом стеснило воинов, и они приближались сплошной массой. И каждый залп, словно удар серпа, прорезал в этой массе бреши.
Ветер дул с реки в сторону нападающих, пороховой дым накатывался на них, как густое облако, ослепляя и сбивая с направления. Тот же ветер расчищал перед обороняющимися поле огня.
Один из воинов, пользуясь спицами колеса как лестницей, перебрался через опускную доску центрального фургона. Джим был занят нгуни непосредственно перед собой, когда услышал крик Луизы. Когда он обернулся, воин из-за угла фургона ударил Луизу. Она отпрыгнула, но стальное острие разрезало лиф ее платья.
Джим выронил пустой мушкет, схватил саблю, которую воткнул в древесину фургона, чтобы была под рукой, и пробил грудь воина, нацелив удар под его правую руку. Когда воин начал падать, Джим вытащил саблю, снова воткнул в доску и потянулся за заряженным мушкетом, который уже подавал ему мальчик.
– Молодец, – сказал он и застрелил следующего нападавшего, который пытался подняться по стенке фургона. Джим взглянул направо и увидел, что Луиза вернулась на свое место рядом с ним. Платье ее было распорото, и сквозь прореху виднелась нежная кожа.
– Ты не ранена?
Он ободряюще улыбнулся ей. Лицо и руки Луизы почернели от порохового дыма, и глаза по контрасту казались туманно-голубыми. Она без улыбки кивнула и взяла из рук мальчика ружье. Подождала, давая возможность следующему воину начать подъем на баррикаду, и выстрелила. Качнулась от отдачи, но воин закричал – дробь разорвала ему лицо и горло – и опрокинулся на того, кто стоял за ним.
Джим потерял представление о ходе времени. Все смешалось в дыму, поту и ружейном огне. Дым душил, пот тек в глаза, выстрелы оглушали. И вдруг, совершенно неожиданно, воины, которые мгновение назад роились, как пчелы в улье, исчезли.
Защитники удивленно смотрели им вслед, отыскивая мишени; они ошеломленно увидели, что воины бегут вверх по склону, унося с собой раненых.
– На лошадей! Надо догнать их! – крикнула Луиза Джиму.
Он был поражен ее агрессивностью и пониманием тактики.
– Подожди! Они еще не разбиты. – Он показал на отступающих. – Смотри. Половина сил Манатаси еще в резерве.
Луиза заслонила глаза. И увидела под вершиной холма ровные ряды: воины сидели на щитах в ожидании приказа наступать.