Голубой молоточек
Шрифт:
Баймеер говорил с Фредом, постепенно его голос поднялся до крика, он обвинял молодого человека в изнасиловании и еще невесть каких преступлениях, орал, что добьется для него пожизненного заключения.
Глаза Фреда наполнились слезами, он чуть не плакал, закусив губу. Выходящие из аэропорта люди начинали на расстоянии всматриваться и вслушиваться в эту беседу.
Я боялся, как бы не случилось чего-нибудь серьезного. Распаленный собственными выдумками Баймеер мог применить силу или довести до этого перепуганного Фреда.
Я взял Фреда под руку,
Их машина еще стояла у тротуара, когда из здания вышли Баймееры. Баймеер, словно пародируя арест Фреда, схватил дочь за локоть и грубо толкнул на переднее сидение своего «Мерседеса», потом велел садиться жене. Она отказалась, резко махнув рукой. Машина отъехала.
Рут Баймеер одиноко стояла у края проезжей части, парализованная стыдом и бледная от ярости. В первую минуту мне показалось, что она меня не узнает.
— Простите, миссис, что-нибудь случилось?
— Нет-нет... Просто муж уехал без меня... Как по-вашему, что мне теперь делать?
— Это зависит от того, чего вы хотели бы.
— Но я никогда не делаю того, чего хочу, — сказала она. — Собственно, никто не поступает так, как хочет...
Размышляя над тем, чего бы могла хотеть Рут Баймеер, я открыл правую дверцу машины.
— Я отвезу вас домой.
— Не хочу туда ехать! — заявила она, садясь в машину.
Ситуация была странной. Кажется, несмотря на усиленное изображение трагедии, Баймееры вовсе не хотели возвращения дочери, не знали, как вести себя с ней и что делать с Фредом. Что ж, я и сам был бессилен разрешить эту проблему, во всяком случае, до тех пор, пока не будет найден некий иной мир для тех, кто не вписывается в обычную нашу жизнь.
Я захлопнул дверцу со стороны Рут Баймеер и сел за руль. В машине, простоявшей на паркинге все это время, было жарко и душно. Я опустил стекло.
Мы стояли на унылой бесцветной площадке, втиснутой между аэродромом и шоссе и заставленной пустыми машинами. Вдали переливалась поверхность моря с легкими волнами.
— Какой странный наш мир, — заявила миссис Баймеер тоном девушки, пришедшей на первое свидание и подыскивающей тему для беседы.
— Он всегда был таким.
— Когда-то он казался мне иным. Не знаю, что станется с Дорис. Она и дома жить не может, и сама себя до ума не доведет... Понятия не имею, что я должна делать!
— А что вы уже сделали?
— Вышла замуж за Джека. Возможно, это не лучший мужчина в мире, но худо-бедно мы с ним прожили жизнь, — она говорила так, словно жизнь ее была уже кончена. — Я надеялась, что Дорис найдет себе какого-нибудь подходящего молодого человека...
— У нее есть Фред.
— Он не является подходящим кандидатом, — заявила она холодно.
— Но, по меньшей мере, является ее другом...
Она склонила голову, словно пораженная тем, что кто-то может подружиться с ее дочерью.
— Откуда вы знаете?
— Я говорил
— Он просто-напросто использовал ее!
— Мне так не кажется. И я уверен в одном: взяв вашу картину, Фред наверняка не собирался продать ее и сделал это не с целью наживы. Не исключено, что он слегка свихнулся на этой картине, но это совсем другое дело. Хотел с помощью картины разгадать загадку Хантри.
— И вы в это верите? — спросила она, внимательно вглядываясь в меня. — В целом верю. Возможно, он не слишком уравновешенный человек, но каждый, кто вырос в подобной семье, имел бы на это право. Но он не является обычным преступником... да и необычным тоже.
— Так что же случилось с картиной?
— Он оставил ее на ночь в музее, и оттуда она была украдена.
— Откуда вы знаете?
— Он сам мне сказал. — И вы в это верите? — Не вполне. Я не знаю, что стало с картиной и сомневаюсь, что Фред это знает. Но, по-моему, он не заслужил тюрьмы.
Она подняла на меня глаза.
— А его отвезли туда?
— Да. Вы можете освободить его, если захотите.
— Зачем мне это нужно?
— Ну, насколько я понимаю, он — единственный друг вашей дочери. А Дорис, как мне кажется, такая же потерянная, как и Фред, если не больше. Она оглядела стоянку и окрестный плоский пейзаж. На горизонте виднелись стрельчатые башни университета на подмытом приливами мысу.
— С чего это ей быть потерянной? — спросила она. — Мы все ей дали. Лично я в ее возрасте училась в школе секретарей, в кроме того, работала на полставки, чтобы было на что жить. И мне это даже нравилось, — произнесла она с сожалением и удивлением. — Собственно, это было лучшее время в моей жизни...
— У Дорис сейчас далеко не лучшее время.
Она отодвинулась к окну и повернула голову в мою сторону.
— Я вас не понимаю. Странный вы детектив. Мне казалось, что люди вашей профессии преследуют преступников и сажают их за решетку...
— Собственно, это я и сделал.
— Но сейчас вы хотите все переменить. Зачем?
— Я уже объяснял вам. Фред Джонсон не преступник, несмотря на то, что он сделал. Он друг Дорис, а ей необходимо чье-то участие.
Миссис Баймеер отвернулась от меня, склонив голову. Светлые волосы упали, оттеняя ее стройную шею.
— Джек меня прибьет, если я вмешаюсь...
— Если вы говорите серьезно, то, возможно, именно Джеку место в тюрьме...
Она бросила на меня возмущенный взгляд, но постепенно он становился все мягче и естественней.
— Я знаю, что делать. Поговорим обо всем этом с моим адвокатом.
— Как его фамилия?
— Рой Лэкнер.
— Он специалист по уголовному праву?
— Он занимается всем. Какое-то время выступал защитником в суде.
— Является ли он также адвокатом вашего мужа?
Какое-то время она колебалась, потом глянула мне в глаза и отвела взгляд.
— Нет. Не является. Я обратилась к нему, чтобы узнать, на что я могу рассчитывать в случае развода с Джеком. Мы говорили также о Дорис.