Голубой огонь
Шрифт:
Прохладный бодрящий вечерний воздух, казалось, стряхнул с нее состояние замешательства и принес ясность мысли. Она подняла повыше воротник пальто, рывком поставила ноги на поверхность стенки и, подтянув колени к голове, закрыла глаза.
«Заглянем в прошлое! — уговаривала она себя. — Постараемся вспомнить давние события!»
Она снова отчетливо увидела дом — дом ее отца, который она недавно снова посетила. Но теперь, в первый раз после своего приезда, она увидела его глазами своего детства, крупнее, чем он был на самом деле, и с кабинетом отца в центре внимания. Это была комната, которую она больше всего любила и больше всего боялась. В ее памяти это было связано с наказанием и нотациями отца, но такие события не расстраивали ее надолго. Эта комната оказалась в центре внимания благодаря чему-то еще. Однако по мере того, как она заставляла себя вспомнить, ею овладевало чувство страха. Оно было таким леденящим и пугающим, что первым ее порывом было захлопнуть перед ним дверь и унестись обратно в настоящее. Она смогла преодолеть этот порыв и снова напрячь память, собирая разрозненные воспоминания.
Теперь она слышала сердитые голоса. Видела пылающий в истерике взгляд матери, суровое и холодное лицо отца. Все это било по ребенку, который чувствовал, что совершается что-то ужасное, что-то необъяснимое, что-то, чего она не могла понять. Взрослая Сюзанна съежилась от ужаса, как она это делала, будучи ребенком, и дверь быстро закрылась перед всеми страхами, отбрасывая их подальше от настоящего.
Она сдалась не сразу. Хотя ее дрожь объяснялась не только вечерним ветром, она еще раз приложила усилия, чтобы прояснить картину. Но голоса ослабли, и все, что пугало, исчезло. Вместо этого она припомнила шум воля, разбивавшихся о борт корабля, и бесконечные прогулки с Кларой по палубе. До нее четко донесся голос матери: «Забудь то, что произошло, дорогая. Мы покидаем Южную Африку и не вернемся сюда никогда. Мы плывем туда, где я выросла, и тебе нечего больше бояться».
Она слышала и свой собственный голос, спрашивавший: «Пана тоже будет там?» И ответ матери: «Нет, дорогая. Мы должны забыть все, связанное с Южной Африкой. Мы должны…» Мать разразилась слезами и не могла больше ничего сказать. Вскоре маленькая Сюзанна заметила, что ее мать плачет всякий раз, когда упоминается имя Никласа, до того она не желала вспоминать его.
Когда она собралась обратно, картинки начали ускользать от ее внимания. Усилия удержать их ни к чему не привели.
Где-то на склоне холма голос, который она уже слышала раньше, запел на африкаансе. Она знала эти слова: «У меня на сердце так печально, у меня на сердце так печально…»
Соскочив со стенки, она направилась домой. Сегодня она потерпела поражение. Но она двинулась в правильном направлении. Она одновременно и откликнется на просьбу Дэрка, и докажет ему, что среди многочисленных эпизодов далекого прошлого ничего существенного вспомнить не может.
Печальные слова песни сопровождали ее, пока она поднималась наверх, и наполняли ее духом давно ушедшего времени.
ГЛАВА IX
В последующие дни Сюзанна не могла ни оттолкнуть воспоминания, ни решить поставленную перед собой вечером в саду задачу. Большую часть времени дверь в прошлое оставалась плотно закрытой, и когда она мысленно пыталась возвратиться в дом отца, она вспоминала только тот дом, который она видела взрослой совсем недавно.
В ее жизни происходили и другие отвлекавшие ее события. Женитьба Сюзанны Ван Пелт и Дэрка Гогенфильда перестала быть их личным делом. Молва прошла по Кейп Пенинсуле, собрав репортеров из «Кейп Аргус» и «Кейп Таймс», которые съехались в Орлиное Гнездо в надежде получить интервью. Старая история Никласа Ван Пелта ожила и вновь анализировалась. Большую пишу для обсуждения дал факт возвращения его дочери в Южную Африку и ее брак с его подопечным. В разговорах не было ничего предосудительного, но они, по словам Дэрка, огорчали Никласа, который отказывал в интервью репортерам. Через Мару он попросил, чтобы в эти дни его никто не беспокоил. Он хотел только одного — побыть наедине с собой.
Поскольку слухи распространились, Дэрк и Сюзанна до некоторой степени были вовлечены в общественную жизнь. Люди здесь были социально активны, несмотря на доминирование кланов старых знатных семейств. Кейп Пенинсула славилась той подлинно высокой культурой, которая была пока еще неизвестна молодому, крепкому и претенциозному Йоханнесбургу.
Однажды воскресным днем они вместе с другой супружеской парой на машине Дэрка поехали в Кирстенбош-Гарденз посмотреть на изумительную панораму весенних цветов, которые росли по обеим сторонам пика Дьявола. На обратном пути они ехали через земли Кейптаунского университета, красиво раскинувшиеся ниже гребня пика.
Все это доставляло удовольствие Сюзанне, однако она чувствовала, что они с Дэрком как-то не по-настоящему участвуют в жизни общества. Находясь где-то на обочине, они никогда не окажутся в центре активности. Возможно, это оттого, что они не восприняли местный образ жизни. Каждый из них по-своему был аутсайдером, даже Дэрк. Но причина могла быть и в другом. Несмотря на утверждение Дэрка, что Никлас Ван Пелт в достаточной степени искупил свой позор, она желала знать, не может ли скандал, который еще жив в памяти людей, бросать тень на его подопечного и его дочь.
Ее работа с фотоаппаратом дала ей передышку в трудных размышлениях, и она с возрастающим интересом собирала материал для задуманной серии фотографий. Приходилось десятки раз щелкать затвором для того, чтобы получить несколько снимков, положивших начало серии, пока же собранный материал был несомненно односторонним.
Ее замыслом было выбрать среди множества фотографий такие, которые отражали бы мирную повседневную жизнь Кейптауна — хорошо различимую поверхность жизни. В противовес им она представит несколько острых сюжетов, показывавших изнанку жизни. Но поскольку мир чернокожих людей был закрыт для нее, осуществить задуманное было сложно.
Она хотела посетить Лангу — район, где было так много несчастных, но Дэрк не решился взять ее туда. Он предостерег, что при нынешних обстоятельствах она должна быть осторожней.
Временно остановив работу, она не отказалась от самой идеи. Она найдет пути ее реализации. Тем временем она утвердилась в своих намерениях, сделав несколько снимков знаков SLEGS VIR BLANKES (Только для белых), унижающих и оскорбляющих человеческое достоинство. Она обнаружила, что расслоение общества в Кейптауне проявляется непоследовательно. Скамейки в парках были общими. В библиотеках мужчины и женщины разных рас сидели плечом к плечу. Однако либерализм английской общины не распространялся на театры и спортивные сооружения. Автобусные линии союзного подчинения были раздельными, муниципального кейптаунского — открыты для всех. Она также обнаружила, что цветные граждане иногда ставят себя выше африканцев и имеют такие же предрассудки, как и остальные.
О Шестом районе Сюзанне рассказывала Вилли. В полумиле от центра делового района, на холме, расположенном под пиком Дьявола, находилась область, где жили многие респектабельные цветные. Но среди них, почти растворившись в их массе, обитали те, кого принято называть отбросами общества. Уровень преступности был высоким, юные преступники грабили более порядочное население и нападали друг на друга. Курение и продажа даггы — одной из разновидностей марихуаны — приняли вопиющие размеры. Бедность и развращенность были уделом многих. Шестой район был населен в основном цветными, и только несколько чернокожих африканцев жили и работали там в качестве вахтеров и сторожей в школах.