Голубой огонь
Шрифт:
В любом случае, она не могла держаться с искренним радушием, поскольку непрекращающаяся боль, овладевшая ею в тот день на горе, не ослабевала ни на минуту. Дэрк не проявлял враждебности, но брешь между ними молчаливо росла. Она знала, что он недоволен ею, но ничего не могла изменить. Память принесла ей только это — и ничего больше. И никакие усилия не помогали.
Случай с изрезанной пленкой остался невыясненным. О нем больше не упоминали ни Дэрк, ни Сюзанна. Действительно, он стал казаться незначительным по сравнению с растущей отчужденностью между ними.
Поэтому чай Никласа оказался некстати и едва ли мог заинтересовать Сюзанну.
Южноафриканцы — дружелюбный народ и всегда рады знакомству, но даже пришедшие гости не могли оживить обстановку. Прошло достаточно много времени, пока на их вежливых лицах не появилась заинтересованность. Как всегда, речь зашла о сложных подспудных явлениях, имевших место в те дни в Южной Африке. У Никласа было много друзей среди африканцев, и их точка зрения на политику была противоположна точке зрения английских южноафриканцев.
Один седовласый кейптаунец-англичанин горячо говорил Сюзанне:
— Я предполагаю, что вы, американцы, озабочены тем, что происходит здесь. Большинство голосующих теперь не на стороне англичан. Наше поражение и в том, что мы практически упустили наши исконные права, и нет больше возможности спасти себя от грязного курса, которым нас ведут. Африканерство ослепло.
В противовес ему старый друг отца объяснял Сюзанне с негодованием, что внешний мир не понимает целей великого эксперимента с апартеидом и не должен лезть в чужие дела.
— Мы хотим только помочь чернокожим, — сказал он, пылом превосходя англичанина. — Когда мы полностью разделим расы, каждая сможет идти своим путем, и чернокожие вернутся к племенному строю, который больше подходит им, и будут править как им вздумается.
Джон Корниш, сидевший рядом с Сюзанной, прервал его:
— Я знаю. Я был в Транскее. Белые по-прежнему там правят бал и издают постановления.
— Мы стараемся, чтобы им же было лучше, — сказал его оппонент и отвернулся.
Джон с отчаянием покачал головой:
— У нас нет объединяющего фактора. Если разум пересилит, это будет Алисина страна чудес. Единственное, с чем нельзя спорить, — это то, что все мы сильно перепуганы и ждем очередного взрыва. Я надеюсь дописать свою книгу прежде, чем он произойдет.
— Как идут у вас дела? — спросила Сюзанна.
— Не очень хорошо. Ваш отец ухитрился разубедить меня во многом, за исключением самого очевидного. Мы все еще занимаемся обсуждением, и я, по крайней мере, гораздо яснее представляю себе прошлое.
Дэрк подошел к ним, холодно кивнув Джону, и после обмена несколькими фразами писатель удалился, оставив Сюзанну с мужем.
— Как ты выносишь все это? — спросил Дэрк. — Дядя Никлас пригласил сегодня довольно разношерстную компанию. Пламень и вода. Беда в том, что твой отец так долго не предпринимал попыток выбраться в люди, что не знает, как это взрывоопасно.
Кто-то рядом окликнул Дэрка по-по-именино перед тем, как ответить, он побормотал Сюзанне несколько слов так тихо, чтобы никому больше не было слышно:
— Когда мы приедем домой, дорогая, напомни мне сказать тебе, как хорошо ты сегодня выглядишь.
Его слова удивили ее, она попыталась ободриться и успокоиться, но напрасно. Она пошла к отцу, который в одиночестве сидел в своем кресле.
Когда она подошла, он сказал ей:
— Расскажи мне, как проходит вечер, Сюзанна. Помоги мне увидеть его.
— Я попробую, — ответила она. — Но сначала объясните мне, как вы узнали, что это я?
— По духам, конечно, — сказал он. — Они легкие, пахнут цветами и не слишком приторные. Я могу различить их везде. Я запомнил их с твоего первого визита.
«Яблоневый цвет»? — Она должна запомнить и не менять их, чтобы он мог всегда отличать ее. Она достаточно вольно описала вечер, в несколько более радужных тонах, чем это было на самом деле. Он слушая внимательно, но со слегка недоверчивым выражением лица.
— Ты описала все с фотографической точностью, — сказал он ей, когда она закончила, — но я сомневаюсь, что все идет так гладко, как ты говоришь.
Было ясно, что он не настолько оторван от жизни, как утверждал Дэрк.
Какая-то женщина подошла поговорить с ним, и Сюзанна не успела ответить. Позднее, выйдя в холл с одним из гостей, а затем вернувшись в столовую, она остановилась в нерешительности возле двери, взглядом, ища Дэрка, Наполовину скрытая большой вазой с цветами, стоявшей на серванте. В последнее время она всегда терялась, когда он был рядом с ней, но когда его не было, ее необъяснимо снова тянуло к нему, до нее донеслись голоса двух женщин, скрытых цветами.
— Мой муж говорят, что это все еще продолжается, несмотря на усилия службы безопасности. Утечка из Кейптауна идет непрерывно.
Слова другой женщины прозвучали слегка насмешливо:
— Наверное, Никлас Ван Пелт возвращается к своим прежним делишкам?
— Жестоко и недостойно говорить такие вещи, — резко сказала первая,
Вторая женщина засмеялась, и они вместе ушли, держа в руках чашки с чаем.
Сюзанна быстро пошла по направлению к окну, откуда она могла бы наблюдать этот пасмурный день.
Волна гнева, нахлынувшая на нее, вызвала удивление. Она не думала, что что-нибудь, связанное с ее отцом может так рассердить ее. Ей нужно было только мгновение сдержать себя, чтобы не броситься с негодованием на его защиту. Не стоило позволять втянуть себя в это дело и устраивать сцену.
Когда вечер наконец подошел к концу и гости начали разъезжаться, она почувствовала облегчение, как после закончившегося тяжелого испытания. Когда последний гость уехал, Дэрк подошел сказать ей, что возник вопрос о новых запасах серебряных ювелирных изделий и что он должен ненадолго задержаться с ее отцом. Он будет дома к ужину, а пока Томас может отвезти ее домой. Но Сюзанна ответила, что моросящий дождь, кажется, кончился и ей будет приятно пройтись пешком.