Голубой огонь
Шрифт:
Последнее время некоторые ее прежние чувства к отцу стали оживать в ней. К ним добавились уважение и восхищение его мужеством в те нелегкие годы. Трудно было поверить во что-то плохое, связанное с ним. Несмотря на то, что ему в сигарах были посланы алмазы, это не доказывало его соучастия.
Пустота и тишина дома в тот вечер были гнетущими. Она не выносила гостиной с шембоком, делавшим ужасной и черной всю стену. Спальня по крайней мере была светлее, но одиночество здесь ощущалось даже сильнее. Оно ощутимо висело в воздухе и пополнялось с каждым ее вздохом. Этим вечером она была оторвана от всех не только в силу своего физического одиночества, но также разумом и духом вследствие страха перед надвигающейся опасностью. Однако в своем стремлении избежать несчастья она не могла ни к кому обратиться. Ни к своему отцу, ни к Дэрку, ни даже к Джону Корнишу, которому она доверяла, но который мог сам неправильно истолковать опасность. Ни к Вилли, которая могла быть ей другом, но которая была ранее связана обязательствами с другими людьми.
Она лежала на кровати, без устали размышляя, стараясь найти ответ. Кто-то из дома ее отца занимался контрабандой технических алмазов. Это, по крайней мере, не вызывало сомнений. Мара Белман тоже собирала рассыпавшиеся сигары и знала, что Сюзанна могла поднять недостающую сигару со спрятанными камнями. Мара приходила в этот дом вечером и рылась в ее вещах в этой самой спальне. Она рассчитывала, что Вилли не выдаст ее.
Но Мара могла быть не более чем инструментом, также как Вилли была инструментом и, возможно, Томас. Кто же был головой и стоял за всем этим? Можно было выбирать только из двух людей: ее отец и ее муж. Или оба вместе?
Она припомнила слова Джона Корниша в Паблик-Гарденз, тогда сильно рассердившие ее. Не лучше ли повредить умершим, чем живущим? Ее мать держала Короля Кимберли в своих руках. Она спрятала его: играя ли, с умыслом ли — ее дочь не представляла себе. Правда состояла в том, что Никлас был жестоко предан женщиной, занятой только собственным спасением. Трудный выбор между ними должен быть сделан, Сюзанна больше не хочет слепо защищать Кларину репутацию. Для ее отца это значит гораздо больше.
Однако теперь надо иметь в виду еще кое-что. В настоящее время вскрылась еще одна история с алмазами, к которой ее мать не имела никакого отношения. Было ли то замечание женщины во время званого чаепития правдой? Возможно ли, что ее отец решил втянуться в эти игры? Что означали те ночные визиты в дом, о которых упоминал Джон Корниш? Кто приходил к нему и зачем?
Затем, как пояснил Джон Корниш, есть нечто странное в использовании сигар. Почему сигары, если это средство давно всем известно?
Она села в кровати и обхватила руками колени, покачиваясь взад-вперед в замешательстве и тревоге. Дом был таким пустынным, таким оторванным от мира. Однако в этом не было ничего нового. Внезапно ей пришлось честно признать, что он всегда был пустынным, даже когда Дэрк был дома. Влюбленность была волнующей, восхитительной, пылкой, безрассудной вещью, бескорыстной, как она всегда хотела верить. Но взросление любви было чем-то иным, и семейная жизнь, в которой любовь не взрослеет, лишается своей опоры. Любовь нужно было поддерживать, пока она реально существует. Но была ли реальна их совместная семейная жизнь, даже когда они находились в одном доме?
Маятник качнулся еще раз, вернув ее к прежним размышлениям. Что, если за Марой скрывается не ее отец? Что, если Дэрк? Дэрк толкнул ее на тропинке, натянул на ее голову отвратительную сетку и убежал прежде, чем мог быть узнан. Эту возможность она отметала сразу. Могла ли она осмелиться предположить это в поисках ответа? Когда ответ у нее будет — что дальше? Какая семейная жизнь, какая любовь, если это подтвердится?
В тишине внизу раздался телефонный звонок. «Пусть звонит», — подумала Сюзанна. Она ни с кем не хотела говорить. Но игнорировать звонок было нельзя. Могла прийти Вилли и посмотреть, почему она не отвечает, кроме того, для того чтобы звонить в такой час, нужно иметь веские причины. Она спустилась вниз и сняла трубку.
— Я скучаю по тебе, дорогая, — донесся до нее голос Дэрка через много миль из Йоханнесбурга.
Что-то затрепетало в ней и, вопреки всему, отозвалось радостью. Она любила его еще тогда, давно, будучи маленькой девочкой. И она любила его сейчас, женщиной. Меланхолия от одиночества, казалось, висевшая в воздухе, улетучилась, и она чувствовала только желание попасть в объятия Дэрка и уверенность в его любви.
— Ты приедешь завтра домой? — кричала она. — Мне здесь очень плохо без тебя!
Он говорил успокаивающе, нежно, но настойчиво. Дела ее отца нужно было закончить, и это займет больше времени, чем он предполагал. Он должен завтра заняться делами в Дурбане и, возможно, в Базутоленде. Поэтому он вернется через несколько дней.
— Отец планирует поездку по Кейпу, — сказала она грустно, сознавая, что это похоже на детское упрашивание. — Он хотел, чтобы ты был за рулем.
Дэрк рассмеялся:
— Меня нужно оберегать от путешествий в этом году. Поезжай с ним, дорогая, и доставь ему удовольствие. Дай ему возможность рассказать тебе обо всех достопримечательностях вдоль дорога и объяснить про кораблекрушения и штормы. Но только без меня. Не в этом году. Если хочешь, мы позднее совершим другое путешествие, вдвоем.
— С удовольствием, — сказала она. — Мы слишком мало бываем вместе. — Ей проще было говорить с ним за много миль через горы и степи, чем находясь в одной комнате, где он так быстро проявлял нетерпение.
— Я знаю, — сказал он с большой теплотой. — И мы должны исправить это. Давай прямо сейчас назначим дату, дорогая. Ты хотела взобраться на гору — я возьму тебя туда в тот же день, как только вернусь домой. Это я могу обещать,
На гору или куда-либо еще, ей было все равно, лишь бы быть рядом с Дэрком.
— Я люблю тебя, — сказала она. — Я буду ждать.
Когда он повесил трубку, она пошла наверх, ощущая тепло и волнение. Нет, это был не Дэрк! Что бы ни случилось — Дэрк здесь ни при чем. Она была в плохом настроении, потому что была одинока. Любовь, в конце концов, не ровное пламя. Оно подымается иногда выше, иногда ниже, в зависимости от многого. Если оно всегда будет подскакивать высоко и греть горячо, то бояться нечего.
Нет оснований думать, что кто-то стоит за Марой Белман. Или, если кто-то есть, он не имеет отношения к Проти-Хилл.
Она подошла к окну и рывком отодвинула занавески. Гора была на месте, над нею сверкали яркие звезды. Она слышала, что ее вершина похожа не незнакомый лунный ландшафт — лишенный растительности, обширный и страшный. Если бы она жила здесь, будучи постарше, она бы рано или поздно дошла до вершины, как и все кейптаунские дети, выбирая несложные тропы, не висевшие над пропастью. Однако на первый раз они с Дэрком воспользуются канатной дорогой. И непременно с чаепитием на вершине.
— До скорого свидания, — сказала она горе и отошла от окна.