Голубой велосипед

Дефорж Режин

– К их величайшему стыду. Наступит день, когда Сталин поймет, что его обвели вокруг пальца.

– Ну а Чемберлен?

– Чемберлен поступит так, как того требует честь. Он подтвердит Гитлеру свою решимость соблюсти англо-польский договор.

– И что тогда?

– Тогда? Начнется война.

Картины войны заполнили молчание отца и дочери. Леа нарушила его:

– Но Лоран д'Аржила утверждает, что мы не готовы, что наше вооружение – производства 14-18-х годов и годится

разве что для военных музеев, что у нас практически нет авиации, а наша тяжелая артиллерия уязвима…

– Для особы, не желающей слышать о войне, ты, как я вижу, осведомлена о нашей военной мощи совсем неплохо. Даже лучше своего отца. А что ты скажешь о доблести наших солдат?

– Лоран говорит, что наши солдаты не хотят воевать…

– Им, однако, придется…

– …они все погибнут ни за что, в чужой для них войне…

– Они отдадут жизнь за свободу…

– …свободу? Где она, эта свобода, для погибшего? Я не хочу умирать, я не хочу, чтобы умер Лоран.

Голос ее дрогнул, и она отвернулась, чтобы скрыть от отца слезы.

Потрясенный словами дочери, тот ничего не заметил.

– Леа, будь ты мужчиной, я сказал бы, что ты трусишь.

– Не знаю, папа, извини меня. Я причиняю тебе боль, но мне так страшно.

– Нам страшно всем…

– Не Лорану. Он говорит, что выполнит свой долг, хотя уверен, что нас разгромят.

– Те же пораженческие речи я слышал сегодня от его отца…

– Так ты был в Белых Скалах?

– Да.

Нежно улыбаясь отцу, она взяла его за руку и потянула за собой.

– Пошли, папа. Пора возвращаться. Иначе мы запоздаем, и мама начнет волноваться.

– Ты права, – сказал он, улыбнувшись ей в ответ.

Они остановились в Бельвю, чтобы поприветствовать Сидони, которая только что закончила ужинать и, сидя на стуле перед домом, наслаждалась вечерней прохладой.

– Ну как вы, Сидони? В порядке?

– Могло бы быть и хуже. Пока стоит прекрасная погода, солнышко прогревает мои старые кости. К тому же, месье, разве здесь может не радоваться сердце?

Широким жестом она повела вокруг, показывая на открывающийся чудесный пейзаж. По ее словам, в ясные дни из ее дома видны Пиренеи. В закатных лучах изумрудно заблестели виноградники, зазолотилась пыль на дорогах, побелела черепица винных погребов, и залитый морем света мир выглядел обманчиво спокойным.

– Заходите. Вы же не откажетесь выпить капельку?

До них донесся звон зовущего к ужину колокола, что позволило им ускользнуть от смородиновой наливки.

Шагая под руку с отцом, Леа спросила:

– О чем, помимо войны, вы разговаривали с месье д'Аржила? О завтрашнем приеме?

Стремясь загладить у дочери впечатление от недавнего разговора, Пьер Дельмас ответил:

– Праздник будет замечательным. Такого давно у нас не видели. Раскрою тебе один секрет, если побожишься не выдавать его сестрам. Они не способны держать язык за зубами.

Ноги Леа внезапно налились свинцом, и она замедлила шаг.

– Секрет?

– Завтра месье д'Аржила объявит о предстоящей женитьбе сына.

Леа остановилась не в силах вымолвить ни слова.

– Ты не спрашиваешь, на ком?

– На ком? – едва слышно выговорила она.

– На своей кузине Камилле д'Аржила. Никого это не удивило, но из-за слухов о войне Камилла захотела приблизить время бракосочетания… Но что с тобой?

Пьер Дельмас поддержал дочь. Казалось, та готова была упасть.

– Милая моя, ты так побледнела… Что случилось? Ты не больна? Неужели из-за женитьбы Лорана? Уж не влюблена ли ты в него?

– Да, я его люблю, а он любит меня!

Совершенно ошеломленный, Пьер подвел Леа к скамейке на обочине дороги и, усадив, опустился рядом.

– Что такое ты говоришь? Он ведь не мог признаваться тебе в любви, зная, что ему предстоит женитьба на своей кузине. Почему ты решила, что он тебя любит?

– Я это знаю. И все.

– И все?

– Скажу ему, что люблю, и он не женится на этой дурочке.

Пьер Дельмас сначала с грустью, потом строго посмотрел на дочь.

– Прежде всего, Камилла д'Аржила не дурочка. Она – очаровательная, хорошо воспитанная и очень образованная девушка. Именно такая жена нужна Лорану.

– Уверена, что нет.

– Лоран – юноша твердых принципов; девушке вроде тебя с ним быстро бы наскучило.

– Мне все равно. Я его люблю таким, каков он есть. И я ему скажу…

– Ты ничего ему не скажешь. Не хочу, чтобы моя дочь бросалась на шею человеку, который влюблен в другую.

– Неправда. Именно меня он любит.

Глядя на потрясенное лицо своего ребенка, Пьер Дельмас на мгновение заколебался. Но потом бросил:

– Тебя он не любит. Мне он сам с радостью сообщил о своей помолвке.

Вырвавшийся из груди его дочери крик был для него ударом. Его Леа, совсем недавно малюткой спасавшаяся у него на руках от волков из сказок доброй Руфи, его Леа была влюблена!

– Моя рыженькая, моя козочка, моя красавица, умоляю тебя…

– Папочка… ох, папочка!

– Успокойся, успокойся, я с тобой… вытри слезки… если твоя мама увидит тебя в таком состоянии, ей станет дурно. Обещай мне, что будешь умницей. Тебе нельзя унижаться до признания Лорану в любви. Тебе надо его забыть…