Гомер
Шрифт:
отношении преодолевает ряд застарелых предрассудков и мещански моралистических
подходов к богам Гомера. О непротиворечии религии с фривольностью у Гомера, впрочем,
говорили еще Г. Плэн, А. Ланг33) и др. Наконец, необходимо указать небезынтересную
работу К. Биелохлавека;34) этот автор указывает на большую сложность происхождения
гомеровского «божественного» комизма, даже из разного рода противоположных
источников, и, между прочим, различает у
в смысле чисто гомеровского поэтического бурлеска. Отметим еще работу Хьювитта.35)
Из всей указанной литературы о юморе у Гомера следует особенно рекомендовать
статью В. Нестле, которая не только написана хорошим и легким языком, но и содержит
правильные и для настоящего времени весьма актуальные точки зрения. Нестле хорошо
понимает напластования у Гомера многочисленных периодов исторического развития и,
что для нас сейчас очень важно, прекрасно понимает комическое значение как раз всего
древнейшего и хтонического, находимого нами у Гомера в столь больших размерах.
Хтонические рудименты у Гомера указывались и многими другими исследователями. Но
если указать только самый рудимент и не осветить его с точки зрения общегомеровского
стиля, то он окажется у Гомера каким-то инородным телом, механически внесенным в
него какой-то чуждой рукою. И весь Гомер, таким образом, окажется состоящим из
механически склеенных между собою рудиментов самых разнообразных эпох, каким-то
ящиком, в котором собраны ничем не связанные между собою разнообразные предметы.
Работа Нестле хороша именно тем, что все стародавнее у Гомера [325] оказывается в ней
представленным в свете общегомеровского стиля, в результате чего самое старое
оказалось самым смешным и самым ярким с точки зрения цивилизованного субъекта. То,
что Арес, развалившийся на земле, занимает 7 плефров – это хтонизм. Однако на фоне
позднего героического эпоса это звучит смешно, и потому хтонизм здесь вполне комичен.
То, что Гера во время клятвы касается одной рукой земли, а другой моря, и все подобные
хтонические титано-киклопические образы у Гомера, если принять во внимание его стиль,
всегда комичны. Таким образом, анализ рудиментов у Гомера совпадает с анализом стиля
Гомера. Да иначе и не может быть, если только мы подходим к гомеровским поэмам как к
художественным произведениям.
Далее, обратим внимание на то понятие, которое у Нестле занимает первое место.
Это понятие бурлеска.
Стиль бурлеска в античности все возвышенное изображает как низменное, но
изображает не просто для балаганного
оставаться предметом веры и всяких серьезных чувствований.
Нам очень трудно представить себе таких богов, которые одновременно являются и
богами и комическими персонажами.
Гомер – это как раз такая ступень религии и мифологии, когда религия и мифология
в буквальном смысле слова тождественны бурлеком. То, что В. Нестле проводит эту
линию так уверенно и обстоятельно, это его большая заслуга.
Далее, подвергая анализу основные тексты о богах в стиле бурлеска, он дает и их
сводку. Вот она: 1. Ил., I, 531-611 (сцена на Олимпе с Гефестом); 2. XIV, 153-360
(«Обольщение Зевса»); 3. XV, 1-148 (пробуждение Зевса, собрание богов); 4. XVIII, 369-
617 (поведение Гефеста в связи с приготовлением оружия для Ахилла); 5. XXI, 385-514
(вторая битва богов); 6. Од., IV, 351-570 (история с Протеем); 7. VIII, 266-369 (история с
Аресом и Афродитой); 8. XII, 374-390 (жалоба Гелиоса в связи с умерщвлением его коров).
Это более или менее обширные отрывки гомеровских поэм в стиле бурлеска. Если же
начать учитывать все отдельные мелкие намеки, выражения и образы у Гомера в стиле
бурлеска, то эти тексты даже трудно было бы перечислить.
К этому заметим, что бурлеск, ирония и юмор отнюдь не уменьшают трагического
значения обеих гомеровских поэм. Платон и Аристотель, видевшие в Гомере настоящего
трагического поэта, были совершенно правы. Как мы уже сказали, юмор у Гомера
замечательным образом совмещается с трагедией. Последние три песни «Илиады» и
последние четыре песни «Одиссеи» – это безусловно трагедия, пусть не в смысле
законченного жанра, т. е. не в смысле употребления хоров, монодий и диалогов, но зато в
смысле самой категории трагизма.
Наконец, В. Нестле хорошо показывает тот органический [326] переход, который
совершается в греческой литературе от Гомера к комедии. Обычно все хорошо знают,
насколько много черпала сюжетов из эпоса греческая трагедия. Но совершенно никто не
говорит, как тесно связана с эпосом также и греческая комедия. На самом же деле, если мы
непредубежденно подойдем к самим источникам, то окажется, что известный, но плохо,
дошедший до нас сицилийский комедиограф V в. до н. э. Эпихарм постоянно пользуется
древними мифами для своих комедий. Так, мы находим у него комедии «Вакханки»,
«Дионисы», «Брак Гебы», «Бусирис», «Геракл у Фола», «Геракл против пояса»; в