Гончаров и криминальная милиция
Шрифт:
– Дурак ты, Константин Иванович, когда на карту поставлены деньги, положение и власть, что для нее значат две вшивые жизни каких-то сомнительных кретинов. Отравит она вас и не поморщится. Может быть, сигаретку лишнюю позволит выкурить.
– Не скажи, господин Гончаров, а ключиков-то от ее квартиры при мне нет! Это ее насторожит, и она начнет всеми правдами и неправдами у меня их выманивать да выспрашивать, а я ей покажу кукиш, если не сказать большего. Потому как наша жизнь теперь напрямую зависит от этих драных ключей. Что же, товарищ Костромская, мы еще повоюем.
Машина замедлила ход, и я понял, что мы подъезжаем к конечному пункту назначения. Это меня не очень обрадовало, потому как перед массированным битьем хотелось еще немного подумать. Впрочем, надо полагать, времени для этого будет предостаточно, если меня не укокошат в первые же пять минут.
А тем временем иномарка, выйдя из крутого виража, плавно остановилась. Открылись дверки, и совершенно незнакомый тенорок деловито спросил:
– Екатерина Георгиевна, вы будете с ним говорить или мы его сразу отвезем?
– Я уже достаточно с ним поговорила, отвозите его в лес и там закопайте, - равнодушно поставила на мне крест Костромская.
– Когда все сделаете, обязательно мне позвоните, а лучше заскочите на пару минут и все расскажите.
Она была в корне не права, но сказать ей этого я не мог, потому как ее церберы залепили мне ротовое отверстие скотчем. Единственное, что я мог сделать, так это постучать коленями о крышку багажника, что я и сделал.
– О, Екатерина Георгиевна, кажется, приговоренный просит последнего слова, - весело и звонко рассмеялся едкий тенорок.
– Ну открой, чего еще ему от меня надо?
– раздраженно полюбопытствовала она.
Крышка моего гроба плавно поднялась, и меня ослепил яркий неоновый свет. Грубые руки бесцеремонно содрали скотч вместе со щетиной.
– Чего тебе, Гончаров?
– склонилось надо мной ее искаженное злобой симпатичное личико.
– Добрый вечер, Екатерина Георгиевна. Вы что, намерены меня вот так запросто ликвидировать?
– Другого выбора ты мне не оставил, - коротко ответила она.
– Ну почему же, вы можете оставить мне жизнь в обмен на ключи от вашей квартиры. Ведь вы даже не знаете, кому я их передал, а передал я не только их, но и копию магнитной записи, и еще одну штучку, о которой я пока промолчу.
– Врешь ты все, Гончаров, блефуешь.
– Блефую я или не блефую, вопрос не в этом. Дело в том, что уже через полчаса вы начнете сомневаться в правильности вашего решения, начнете нервничать, испортится цвет лица, а мне бы этого не хотелось. Подумайте хорошо, операцию по устранению Губковского вы разрабатывали полгода, а я вас вычислил за день, а уж мое спонтанное убийство раскроет любой ребенок, тем более один мой товарищ все знает.
– Ну и подлец же ты, Гончаров, даже умереть спокойно не можешь. Жук, запри его в подвал, пока я не придумаю, под каким соусом подать его труп.
– Может... того, я попрошу его рассказать, куда делся Валерка?
– Да, и это тоже, только без синяков, ссадин и прочих явных следов насилия.
–
– Хитрый, козел.
– А вы ко мне с лаской, - предложил я им свой вариант допроса.
– С добрым словом. Доброе слово и кошке приятно. А уж коту тем более.
– А что еще хочет кот?
– язвительно прохрипел второй мордоворот, знакомый мне по лифту.
– Может быть, тебе еще шампанское в постель подать?
– Не откажусь, но лучше двести граммов водки и кусок хорошо прожаренной свинины. У меня тогда улучшается настроение и развязывается язык.
– А вот этого ты не хочешь?
– сунул он мне в нос никелированный ствол.
– Перестань, Леонид, - остановила его Костромская, и я был с ней солидарен.
– Отведите его на кухню и накормите. Пусть поест в последний раз, - ляпнула она совершенную глупость и этим испортила все впечатление.
Грубо вытряхнув из багажника, они поволокли меня к ступенькам двухэтажного коттеджа и далее через весь холл, втолкнув в большую и красивую кухню. Усадив меня на массивный металлический стул, Жук отстегнул мою правую руку, а левую прицепил к этому самому стулу. Ничего умнее он придумать не мог, подумал я, ожидая, когда передо мной выставят яства и все то, что к ним прилагается. Грубые люди, напрочь лишенные галантности. Они, как собаке, кинули мне кусок копченого мяса и поставили полбутылки водки. После чего сели за другой столик и достали колоду карт.
– А где же столовые приборы?
– возмущенно спросил я.
– Вилка, нож и стакан?
– Жри так, - равнодушно ответил хрипатый.
– Смертникам ножи не положены.
– Леонид, зайди ко мне, - раздался из динамика голос Костромской, и я с грустью понял, что она уже приняла какое-то решение, с которым, как мне показалось, я буду абсолютно не согласен. На всякий случай надо поскорее уничтожить провиант.
– Заколебала, шалава трехмандатная, - швыряя на стол карты, раздраженно вскочил хрипатый.
– Стерва, нигде от нее покоя нет.
– Иди, Ленчик, иди, - ехидно пропищал Жук.
– Я с ней позавчера за двоих отпахал. К Таньке пришел и ничего не могу.
– Да пошел бы ты...
– сплюнул хрипатый и захлопнул дверь. Это был шанс, и терять его я не имел права. Внутренне напрягшись, я сморщил нос и, брезгливо отшвырнув недоеденное мясо, тревожно спросил:
– Да вы что?! Вы что, спите с ней?!
– Заткнись, козел, чего мясом швыряешься? Больше ничего не получишь. Тебе-то какая разница, спим мы с ней или не спим.
– Никакой, - согласился я и сделал несколько откровенных рвотных позывов.
– Ты чего?
– Ничего, идиоты, - старательно ополаскивая водкой рот, отмахнулся я. Ты знаешь, откуда я и почему за ней охочусь?
– Нет, а что?
– А то, что я из московского профилактического центра "АнтиСПИД", а ваша начальница заражена палочкой особо страшной формы гипертрохиального геморровлагалищного иммунопарацетамона. Давно вы с ней кувыркаетесь?
– Б-бо-ольше месяца, - побледнел Жук.