Гончаров приобретает популярность
Шрифт:
– К какому еще диктанту?
– Сейчас, во избежание неприятностей, ты будешь писать то, что я тебе продиктую. Приготовься, начнем… «Гришаня! Нас подставили. Горим по-черному. Мне вилы! „Десятка“ паленая. Другая тачка крутого. Верни, или меня „замочат“. Все отдай этому мужику. Майкл». Ну вот и отлично, – одобрил я, – а теперь на другой странице напиши его точный адрес, и поехали к пристани. Если на ней мало народу, то подождете меня там, а если толпа, то Лютик тебя еще немного покатает. Недолго, только до моего благополучного возвращения,
Добротный дом Харитонова Гриши, окруженный высоким дощатым забором, стоял особняком от двух десятков других, принадлежавших птицефабрике. Мне пришлось довольно долго колотить в пуленепробиваемые ворота и слушать собачье негодование, прежде чем мне соизволил ответить простуженный и отвратный голос:
– Чего надо?
– Григория Харитонова.
– Его нет. Пошел на …
– Врешь. Ты и есть Григорий Харитонов. У меня к тебе письмо от Майкла.
– Что там еще за письмо?! – В приоткрывшуюся калитку просунулась волосатая, рабочая рука. – Давай его сюда!
– Открой дверь, болван! Посмотри, не на твоей ли я тачке приехал?
– Что?! – Распахивая настежь калитку, на меня выкатила уникально одиозная рожа, а впрочем, и моя была не лучше.
Очевидно, Гриша был лет на десять старше своего брата, а может, просто чрезмерное пристрастие к вину сделало его таким. Свинцово-багровая морда с крохотными, заплывшими глазками, отрицая шею, прочно сидела на тумбообразном туловище, покрытом длинной седой шерстью. Задранный курносый нос неправдоподобных размеров сильно напоминал свиной пятачок и как-то плавно переходил в круглое ротовое отверстие. Густая поросль, торчащая из ушей, была особенно заметна на фоне совершенно голого черепа.
И теперь этот мастодонт тряс меня за грудки и требовал ответить, что случилось с его любимым Мишаней, обещая, в случае летального исхода, сей же минут выпустить из меня кишки. В конце концов такое обращение мне порядком надоело, и я хлопнул ладонями по его растопыренным ушам. Да и хлопнул-то не сильно, но мне показалось, что его свинячьи глазки увеличились в два раза и сейчас выпрыгнут на меня. Заорал он так, что доселе тявкавшая собака замолчала то ли от удивления, то ли от страха.
– Ты что? – спросил он, приходя в себя. – Зачем бьешься?
– Это тебе показалось, Гриша. Прочти лучше письмо, у меня мало времени, да и у твоего братана его в обрез.
– Это что, серьезно? – внимательно изучив депешу, просипел он.
– Серьезнее не бывает.
– Шутит он, – подумав, решил он немного поиграть. – Никаких машин я и в глаза не видел. Он спьяну, наверное, вам сболтнул.
– Это будет его последняя шутка, – улыбнувшись, зловеще пообещал я и пошел к «Москвичу».
– Ты куда? – рванул он меня за плечо. – Не трожь! Это моя тачка!
– Была твоя, а стала моя, подвинься, боров!
– А на тебе! – занес он свой кулачище, который я чудом успел перехватить и, падая, дернуть на себя. Он врюхался головой в дверцу своего же автомобиля. Откатив его бормочущую тушу в сторону, я сел за руль.
– Бывай, Гришаня, а меня лучше не ищи, а то отправишься на небеса к Мишане.
– Эй ты, погоди! Я думал, ты шутишь.
– Нет, я парень серьезный.
– Я это уже понял. Все сделаю, как сказал Мишка, только это… Я, понимаешь, на «девятке» уже все номера перебил.
– А где «десятка»? – наливаясь яростью, прошипел я.
– Она в порядке, я ее не трогал, хоть сейчас забирай, – торопливо успокоил мастодонт. – Только Мишаню не трожьте. Молодой он еще, глупый.
– Выгоняй сюда машину, да не забудь вернуть все вещи, что там находились. Мишаню своего любимого получишь только после того, как на «девятке» восстановишь ее родные номера. И поторопись, времени у тебя мало.
– Айн момент. Только вы уж потом мой адрес забудьте, лады?
– Я бы и сейчас в твой гадюшник не полез, сами виноваты. Откуда здесь можно позвонить в город?
– Только с птицефабрики, если разрешат.
– Мне везде разрешат, пошевеливайся.
В условленное место, километром ниже причала, я подъехал через час, прекрасно уложившись в регламент. Лодка с привязанным Мишаней дрейфовала в двухстах метрах от берега, и на судне, как мне показалось, царила дисциплина и послушание. Заметив свою машину, Светлана отсемафорила: «Полный порядок» – и, позабыв про все меры предосторожности, тут же потарахтела ко мне.
– Ну что там, Константин Иванович? – спрыгивая на отмель и сияя, как начищенный котелок, еще издали спросила она. – Все в порядке?
– Для тебя – как видишь, а вот со мной хуже, но это потом. Попробуй дозвониться по своему сотовому до города. Мне позарез нужен один человек.
– Бесполезно, я уже пыталась. Ничего не получается.
– Скверно, придется ехать.
– Какая разница? Нам так и так нужно ехать домой. Куда денем этого ублюдка?
– Вот в нем-то вся проблема. Ничего не попишешь, нужно везти его с собой.
– Еще чего не хватало! Если не хотите его утопить, так пусть катится к свиньям собачьим, видеть его гнусную рожу не могу.
– Пока его отпускать нельзя. Он может таких дров наломать, что место на острове нам покажется раем. Ты вот что, посиди пока здесь, покарауль лодку, а я вместе с ним смотаюсь до города и обратно. Вернусь часа через полтора.
– Не хочу, мне противно, мне нужно в ванну, да и зачем вам эта вонючая лодка?
– Для того, чтобы ты и я ночами спали спокойно. Я думаю, это стоит ванны!
– Эй, вы! – устав от долгого ожидания, подал голос Мишаня. – Ну все же в порядке. Развяжите меня, ведь вам вернули машины.