Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)
Шрифт:
Все трое усмехнулись и вернулись на прежнее место.
"Все четко, -- написал Артист на программке и кинул на траву, чтобы каждый мог прочесть.
– - Прослушка. Высший класс. Американская или итальянская".
– - Ладно, парни, -- сказал Боцман.
– - Коли так, вы тут сидите, толкуйте, а я пойду маленько пошляюсь, обследую окрестности.
Пастухов одобрительно кивнул.
Боцман вытащил из "джипа" маленький кассетный магнитофончик с приемником и, выкрутив на полную громкость забойную музыку и разухабистые голоса бойких ведущих
Когда Хохлов удалился на приличное расстояние и его ослепительный силуэт замаячил в лучах солнца лишь ярким белым пятнышком среди зеленой травы, Док сказал:
– - То-то я все гадал: с чего бы это у меня на прошлой неделе дома телефончик растренькался? Стало быть, "ушки" вешали.
– - И у меня...
– - кивнул Артист.
– - И у нас с матерью тоже, -- добавил Муха.
– - Ясно! Какие будут соображения у честной компании?
– - обвел их глазами Перегудов.
– - Чего тут соображать?
– - сказал Пастух.
– - И козе понятно -- нас снова взяли в оборот.
– - Как думаешь, откуда ноги растут?
– - спросил Артист.
– - Откуда всегда...
– - мрачно прищурился Пастух.
– - Кому-то позарез потребовалось собрать нас всех в одном месте. Что им, как видите, удалось. За вычетом Кольки-симулянта. Видно, не достали тебя, Трубач, в твоей палате номер шесть. Не сыскали.
– - Или... списали за ненадобностью по болезни как отработанный материал, -- заметил Перегудов.
– - Да, Коля, как ты, кстати, загремел туда? А ну-ка расскажи.
– - Чего рассказывать? Жизнь обрыдла -- вот и загремел, -- отвернулся Трубач.
– - Лежал кверху пузом -- римских философов читал. А еще Ницше и Эдгара По.
– - Понятно, -- кивнул Перегудов.
– - Лучшее чтение для потенциального самоубийцы.
– - А в больнице как оказался?
– - спросил Пастух.
– - Да я Доку докладывал... Лежал как-то ночью, обдумывал способ... Тут звонок в дверь -- сестра из Саратова. Она ж невропатолог. Только увидела меня, с ходу просекла, в какой я депрюге. Наутро села на телефон, коллег в Москве навалом, ну и сосватала...
– - Значит, кроме сестры, никто не знал, где ты залег?
– - уточнил Пастухов.
– - Хорошо подумай! Вспомни.
– - Никто. Железно.
– - Так, -- сказал Артист.
– - Стало быть, скорей всего, эти типы просто не вычислили твою дислокацию. В любом случае ясно -- против нас явно не дураки. Все учли, даже твой, Трубач, юбилей. Сели на подслушку, прицепили хвост.
– - Почему бы им прямо на нас не выйти?
– - почесал за ухом Пастух.
– - Уж больно капитально все вопросы решают... На хрена такие подходы?
– - И работают без дураков, -- продолжил Перегудов.
– - Ведь сколько времени -- мы ни сном ни духом... Единственное, чего они сегодня не учли, так этого пикника. Пришлось тащиться за нами -- ну и засветились.
– - Может, просто грохнуть хотят?
– - предположил Муха.
– - Не спеши, парень, -- жестко усмехнулся Док.
– -
– - Главное -- кому все это нужно?
– - упрямо повторил Артист.
– - Или кому мы мешаем?
– - Ну, тут выбор большой, -- развел руками Док.
– - Даже слишком.
– - Стало быть, будем ждать...
– - сказал Пастух. Боцман вернулся минут через сорок в одной тельняшке и белых штанах.
– - А хламида?
– - повернулся к нему Артист.
– - По-моему, уходя ты был одет побогаче.
– - А ну ее, хламиду.
– - Боцман сверкнул белыми зубами.
– - Где-то на сучке осталась. Пускай теперь этим воронам дятлов транслирует.
– - Принято и подписано, -- согласился Док.
– - Ну а дальше-то что?
– - А дальше -- ничего, -- сказал Трубач.
– - Есть, пить, веселиться, лабать на саксе. Если мы им нужны -- прорежутся.
– - Занятно, -- встрепенулся Артист.
– - Почему-то принято считать, что художники и музыканты, как правило, дураки. Слушай, Ухов, может, ты не музыкант?
– - Не-а, -- покачал головой Николай.
– - Куда там! Я просто наемник. Солдат неудачи.
День прошел в точном согласии с программой, объявленной Трубачом. Ели, пили, вспоминали прошлое и по загадочному устройству человеческой психики к вечеру волнения минувшей ночи уже казались им далекими и нереальными.
Сами не заметили, как начало смеркаться, но уезжать не хотелось, да и Трубач обратно к людям в белых халатах не торопился. Вновь развели костер и просидели в разговорах до темноты...
В Москву засобирались, когда уже совсем стемнело. Залили костер, сели в машину и медленно тронулись в молчании, понимая, что праздник кончился и они снова вступают в зону неизбежных боевых действий.
Неслись по лесной дороге как бы в узком коридоре между двумя стенами леса. Лучи фар выхватывали из мрака самые храбрые деревца, выбежавшие из строя прямо к бетонке.
Вопреки обыкновению, Артист упорно молчал, неотрывно глядя вперед в ветровое стекло из-за черных спин сидящих впереди рулевого Боцмана и Пастухова. Изредка посматривал и назад. Его тревога передалась остальным, и все не чаяли поскорей проскочить этот участок, эти семь или восемь километров лесного массива, откуда их безнаказанно могли "загасить" одним выстрелом из РПГ-7.
Все чувства, мысли и ощущения вновь сделались... фронтовыми, до боли напряженными. И потому Боцман все прибавлял скорость -- благо, дорога была прямая, ровная, старая "стратегическая" бетонка, рассчитанная на прохождение танковых колонн.
Но вот лес кончился. Они выскочили на открытую местность, через два-три километра должны были выехать на магистральную трассу.
– - Странно...
– - сказал Трубач.
– - Такой кусок отмахали -- и ни одной машины. Ни навстречу, ни по пути. Вечером, в воскресенье... Тут никогда так не бывает. Всегда поток. А сейчас -- никого... Очень странно.