Гонки на выживание
Шрифт:
– Почему же ты ни разу не пытался с ним связаться? Ему было бы интересно узнать о твоих успехах.
Даниэль пожал плечами.
– Я думал об этом, но мне казалось, что это неправильно. Фанни, Алессандро был ребенком, когда все это случилось, он понятия не имел о политике, у него не было предрассудков. Но я вспоминаю его мать… Ты не хуже меня знаешь, что многие дети, став взрослыми, в точности повторяют своих родителей.
– А мне сдается, что он пошел в своего отца-итальянца. – Фанни выпрямилась. – Мне кажется, ты не его боишься обременить, а стыдишься самого себя. Ты все еще
Даниэль поднялся с ковра и снова сел, но на этот раз на кушетку в белом холщовом чехле.
– Он, наверное, даже не помнит меня. – Такие случаи не забываются, это слишком необыкновенное приключение. – Фанни тоже встала, покряхтывая и разминая затекшие суставы. – Взгляни на этого человека, – велела она, сунув журнал ему под нос. – У него самомнение величиной с небоскреб, и ты думаешь, что он забыл о своем геройском поступке, тем более что там не обошлось без его драгоценного умения водить машину!
Даниэль снова взглянул на обложку. Молодожены явно очарованы друг другом, влюблены без памяти. Он покачал головой.
– Это не имеет значения, Фанни. Слишком поздно. Теперь он женат…
– При чем тут это? Я же тебе предлагаю воссоединиться с другом, а не отбить у него жену!
Даниэль проигнорировал ее слова.
– Он женат, он знаменит, у него, должно быть, сотни друзей! Он не обрадуется, если я вдруг возникну ниоткуда. Я ему не нужен. – Он опять встал, взял ее за руку и запечатлел благодарный поцелуй у нее на лбу. – Забудь об этом, Фанни. Это действительно не имеет значения.
– Ты пребываешь в паршивом настроении с тех самых пор, как я сюда приехала, задолго до того, как увидел этот журнал. Может, объяснишь мне, в чем дело?
Он пожал плечами.
– Я не знаю.
– А я знаю. Я знаю, что ты чувствуешь, Дэн Стоун. Ты думаешь, что у тебя есть многое, но тебе не хватает еще большего, и это мешает тебе наслаждаться тем, что у тебя уже есть. Верно? Эта мысль отравляет тебе всю радость жизни.
Даниэль взглянул на нее с изумлением.
– Это именно то, что я чувствую, Фанни. Как тебе удается видеть меня насквозь?
– Дружба.
– Но ведь так не должно быть! У меня все хорошо, я должен быть на седьмом небе!
– Это усталость, Дэн, вот и все. Ты переутомился, ты слишком долго жил на чемоданах, а это никому не идет на пользу. Тебе нужен дом, ты же не цыган.
Он вздохнул.
– Это верно, но я не знаю, где мне хотелось бы жить.
И опять она уставилась на него своим проницательным взглядом.
– А я знаю. Тебе хотелось бы снова жить в Нью-Йорке, но ты вбил себе в голову, что это невозможно.
– Вбил себе в голову? – Даниэль с досадой отвернулся. – Ты сама не знаешь, что говоришь, Фанни. Ты понятия не имеешь, с чем мне пришлось бы столкнуться, если бы я туда вернулся.
– Ты столкнулся бы только со своим страхом, Дэн, – сказала она уже мягче, – и я полагаю, ты еще не готов с ним справиться. – Фанни положила руку ему на рукав. – Как не готов и прокатиться до Кюсснахта, навестить дом старого друга.
– Ты просто не понимаешь, – сквозь зубы проговорил Даниэль. – Это была не вечеринка в саду, поверь мне.
Он стряхнул ее руку и, выйдя на балкон, стал смотреть на огромное озеро, так густо затянутое туманом, что невозможно было сказать, где кончается небо и начинается вода.
Фанни тоже вышла на балкон и встала рядом с ним. Несколько минут они молчали.
– Ты мне доверяешь, Дэн?
Он криво усмехнулся.
– В разумных пределах. А что?
Она вскинула руку, сделав ему знак замолчать.
– Просто предоставь действовать мне.
– Если это имеет какое-то отношение к Алессандро…
– Фу, как не стыдно! А я-то думала, ты мне доверяешь!
– Извини. Я вовсе не хотел…
– Да ладно, я не обиделась. – Фанни внезапно вновь вернулась в комнату. Она взяла сумку, всунула ноги в туфли, став при этом на два дюйма выше. – Ладно, Дэн, я ухожу. Несколько дней меня не будет. Постарайся развлечься, прогуляйся в горы, найди себе какую-нибудь симпатичную фрейлейн, покатайся на лыжах…
– Сейчас лето.
– Ну тогда искупайся.
– Фанни, скажи мне, куда ты направляешься…
Но дверь за ней уже закрылась.
25
– Ну как? Нравится?
Даниэль и Фанни стояли в тесной, окрашенной в светло-бежевые тона прихожей крошечного трехэтажного домика на Монпелье-Уок в Лондоне. Даниэль скользнул взглядом по резной деревянной стойке для зонтиков, по чисто выбеленным стенным нишам и изящному арочному порталу, ведущему в гостиную.
Фанни взяла его под руку.
– Пойдем посмотрим гостиную.
Она провела его в комнату, окрашенную в тот же нежно-кремовый цвет, что и прихожая, обставленную мягкой мебелью, обитой прелестным английским ситцем, с занавесками на окнах из того же материала. Обстановку довершали антикварный письменный стол красного дерева, увенчанный серебряной георгианской чернильницей, резной антикварный буфет в том же стиле с застекленными дверцами и пара строгих кресел с прямыми спинками по обе стороны от камина.
– Меня заверили, что это подлинный Адам [19] . А статуэтки на буфете из старинного дрезденского и мейсенского фарфора. Ах да, сам буфет и письменный стол – это шератон [20] .
– Надеюсь, все это застраховано.
– Я думаю, страховые компании забирают не меньше трети арендной платы.
Даниэль повернулся и, энергично ступая по уилтонскому ковру цвета овсянки, подошел к закрытой двери.
– Давай посмотрим остальное.
19
Фамилия двух братьев, Джеймса (1730–1794) и Роберта (1728–1792), английских архитекторов и дизайнеров мебели.
20
Стиль мебели, отличающийся неоклассической простотой и изяществом и получивший свое название по имени прославленного дизайнера Томаса Шератона (1751–1806).