Гонки на выживание
Шрифт:
Фанни оказалась права во всем, если не считать одной «мелочи»: Даниэль вышел из тени, но страх и чувство вины порой все-таки давали о себе знать. Всякий раз, как ему случалось попасть в район 34-й улицы и Седьмой авеню, на пересечении которых было расположено головное представительство компании Джо Бернарди, он делал крюк, лишь бы обойти его стороной; стоило ему пройти мимо одного из винных магазинов Бернарди, как ему становилось не по себе и он переходил на другую сторону улицы; и, наконец, никакими силами его невозможно было заманить в отель «Карлайл», славящийся своим комфортом и отличным рестораном. Разумом Даниэль понимал,
– Так когда же ты начал писать, Даниэль?
– На что похож нынешний Париж?
– А в Лондоне можно найти приличную еду?
– Ну давай, Даниэль, расскажи нам! Не жмись!
– Вот уж в чем Даниэля Зильберштейна никогда нельзя было обвинить: он не жмот.
– А кроме того, он больше не Зильберштейн!
– Он может назвать себя хоть царем Николаем, но все равно он не жмот!
– Не придирайся к словам, Сара. Я просто сказал, что Даниэль слишком долго тянет со своими ответами.
– А тебе не приходит в голову, что ему хочется спокойно поесть, Леон? Что у нас: обед или пресс-конференция?
– Не ссорьтесь, а то бедняге так и не удастся вставить ни словечка!
Даниэль с любовью взглянул через стол на своих друзей.
– Спасибо, Роли. Я уже стал забывать, на что способны эти двое, когда заводятся с пол-оборота! – Он с нежностью улыбнулся Леону и Саре Готтсманам. – Они вечно не дают другим вставить слово, да и друг другу тоже.
Даниэль упивался радостью: впервые ему удалось свести четверых своих самых близких друзей за одним столом. Готтсманы и Роли встречались лишь пару раз до того, как он бежал из страны в 1954 году, но после второй порции мартини все они уже чувствовали себя одной закадычной компанией, в которой Фанни прижилась, как оливка в рюмке вермута.
– Я приготовил вареники, Сара, – сказал Даниэль, – с вишнями и со сметаной.
– После супа Виши [21] , красной рыбы и говядины Веллингтон [22] ? – удивилась Сара. – Разве они сочетаются друг с другом?
– Да какая разница? – пробормотала объевшаяся Фанни. – Все было потрясающе вкусно, Дэн.
Чувствуя себя немного разомлевшим от еды и вина, а главным образом от радости, Даниэль поднялся из-за стола.
– Блюда сочетаются так же хорошо, как и собравшаяся за столом компания. – Он повернулся к Роланду. – Суп, мой старый друг, был посвящен тебе, потому что я еще не забыл, что когда-то он тебе очень нравился.
21
Суп-пюре из картофеля с луком-пореем.
22
Мясо, запеченное в тесте.
Роланд благодарным жестом отсалютовал Даниэлю своим бокалом.
– И сейчас нравится.
– Красная рыба у тебя все еще числится в первой пятерке любимых блюд, Фанни?
Она улыбнулась и кивнула.
– Говядина Веллингтон была вашим любимым блюдом, когда я работал у Леона, мистер Готтсман, сэр, – шутливо продолжал Даниэль, – а вы, Сара, никогда не могли удержаться от искушения стянуть хоть штучку из порций, предназначенных для клиентов, когда они заказывали вареники с вишнями и со сметаной!
– Могу лишь надеяться, что ты наготовил достаточно и мне не придется воровать у соседей по столу! – Сара улыбнулась, стараясь скрыть подступившие слезы.
– Я готовил на восьмерых. – Даниэль поднял свой бокал. – А теперь я хочу сказать тост. За нашу дружбу.
Несколько минут спустя, пока он в кухне добавлял последние штрихи к десерту перед подачей на стол, Фанни присоединилась к нему.
– Помощь не нужна, – сказал Даниэль. – Отдыхай.
– Я пришла не за помощью. У меня есть вопрос.
– Валяй.
– Когда ты собираешься связаться со своим старым другом? Я имею в виду Алессандро.
Даниэль удивленно поднял голову.
– Почему ты вдруг сейчас о нем заговорила?
– Ты так явно счастлив, пуская тут корни, встречаясь со старыми друзьями, что это невольно приходит на ум.
Он начал перекладывать сметану в резную хрустальную вазочку.
– Какой же он старый друг? Я был мальчишкой, когда мы встретились, за это время столько воды утекло… целые океаны. – Даниэль перегнулся через стол и поцеловал ее в щеку. – Забудь об этом, дорогая.
Она отрицательно покачала головой.
– Ничего не выйдет. Я чувствую: он все еще важен для тебя. Мне кажется, если вы встретитесь снова, это поможет замкнуть круг.
Не было необходимости спрашивать, что она имеет в виду. Даниэль осторожно поставил хрустальную вазу на поднос.
– Может, ты и права. Я возобновлю знакомство… когда-нибудь. – Даниэль говорил медленно, словно нащупывая путь в темноте. – Воспоминание о нем для меня очень важно, но… не сейчас.
– А может, существует, – упрямо продолжала она, – какое-нибудь незнакомое мне народное поверье или правило, согласно которому ты не можешь возобновить знакомство с тем, кто спас тебе жизнь, пока у тебя нет возможности преподнести ему столь же драгоценный подарок?
Даниэль замялся, уже в который раз удивляясь способности Фанни точно поражать невидимую цель.
– Нет такого поверья, – сказал он.
– И все же ты считаешь, что, раз Алессандро спас твою шкуру, когда вы были детьми, ты должен взамен преподнести ему нечто экстраординарное при новой встрече? Ведь ты так думаешь?
– Да, наверное.
Фанни вдруг рассердилась.
– А тебе не приходило в голову, что, спасая тебя, он сам сделал себе подарок? Он стал героем, черт побери! Какой девятилетний мальчишка не мечтает о геройстве? И какой взрослый мужчина, даже автогонщик на пике своей карьеры, откажется от напоминания о том, что в детстве он совершил геройский поступок?
– Черт бы тебя побрал, Фанни! – Даниэль так рассердился, что даже стукнул кулаком по столу, заставив ее вздрогнуть. – Ты не можешь этого знать! Мы не знаем, что случилось, когда он вернулся домой в ту ночь. В сорок третьем году в Швейцарии не давали медалей тем, кто укрывал еврейских преступников!
– Не будь идиотом, Дэн. Ты никогда не был преступником.
– Ты так думаешь? – Он раскраснелся, в нем воскресли старые обиды. – Я нарушил не один закон, Фанни, пока Мишель Брессон не перевел меня на легальное положение!