Горбун, Или Маленький Парижанин

Феваль Поль Анри

– Но зачем они нужны?

– Чтобы делать золото.

Кокардас удивленно расширил глаза, и брат Паспуаль поведал ему о том грандиозном подарке, которым Филипп Орлеанский недавно наградил своего друга принца Гонзаго.

– Как? – едва не в голос воскликнул гасконец. – Каждая крошечная кабинка здесь стоит, столько же, сколько целая ферма в деревне? Просто великолепно! Надо во что бы то ни стало устроиться на службу к столь состоятельному синьору мсьё де Гонзаго!

Тем временем продолжались работы по разметке. Метрдотель был

недоволен.

– Номера 935, 936, 937 у вас получились слишком большими. Не забывайте, что каждый дюйм стоит золота.

– Выходит, что эти неказистые серые ассигнации действительно чего-то стоят! – сказал Кокардас.

– Так же действительно, как и то, что золото и серебро скоро превратятся в кучу мусора.

– Плохо дело, – серьезно заметил Кокардас. – Крапленый туз! Не знаю, может быть, сегодня это старомодно, но я грешным делом всегда уважал и уважаю звенящие пистоли.

– Номер 941, – объявил метрдотель.

– Кабина будет неполной, – сказал державший мел мастер. – Всего 2,5 квадратных фута. Больше не позволяют стены.

– Достанется какому-нибудь тощему доходяге, – усмехнулся Кокардас.

– Как только здесь закончится совет, пришлите сюда столяров. Сразу же. Ясно? – показал метрдотель.

– Какой еще совет? – не понял Кокардас.

– Постараемся узнать. Когда ты в курсе всех дел, легче справится и со своими собственными.

Услышав столь взвешенное рассуждение, Кокардас ласково, как отец любимого сына, потрепал ладонью брата Паспуаля по подбородку. Лакей и разметчики ушли. Внезапно из вестибюля донесся шум приближавшейся толпы. Послышались крики:

– Мне!

– Нет, мне! Я записан раньше. Никаких привилегий!

– Это что-то новое, – прошептал гасконец. – Интересно из-за чего сыр бор?

– Не шумите! Не шумите! Спокойствие! – покрывая шум, в дверях прозвучал властный голос.

– Это мсьё де Пейроль, – сказал брат Паспуаль. – Нельзя, чтобы он нас увидел.

Они еще глубже отодвинулись в оконный проем, и пошире затянули за собой шторы.

В это время в залу входил преследуемый, а точнее стиснутый толпой конкурентов господин де Пейроль. Эти люди представляли необычный тип просителей, готовых заплатить большие деньги за ничто.

На Пейроле был роскошный по последней моде, что называется «с иголочки» костюм. Его сухощавые запястья окаймляли пышные гофрированные жабо, скрепленные сверкавшими бриллиантами запонками.

– Спокойно, спокойно, господа! – урезонивал он шумевших, обмахиваясь надушенным носовым платком, не без удовольствия ощущая свое превосходство над этими людьми. – Не надо так напирать, – соблюдайте приличия.

– Ах гад! Он просто великолепен! – прошептал гасконец.

– Да уж, умеет править бал, – согласился брат Паспуаль.

Справа и слева от Пейроля находились два, вооруженных заточенными карандашами и большими блокнотами секретаря.

– Не теряйте голову и чувство собственного достоинства, – продолжал настаивать Пейроль, с изысканной брезгливостью сбивая щелчком со складок своего воротника крупинки нюхательного табака. – Ишь как вас залихорадила жажда наживы.

И он развел руками с таким неподдельным сожалением, что укрывшиеся за шторой мастера шпаги насилу сдержали аплодисменты. Однако покупатели не желали внимать заключенному в словах Пейроля здравому смыслу.

– Мне!

– Нет. Я раньше! Моя очередь! – продолжались крики.

Горделиво распрямившись и подбоченясь фертом, Пейроль заявил:

– Господа! – установилась тишина. – Я уполномочен перед вами представить интересы его высочества принца де Гонзаго. Я управляющий его делами. Почему некоторые позволяют стоять передо мной в шляпе?

Все кроме дам, немедленно сняли головные фетры.

– Вот так-то будет лучше, – продолжал Пейроль. – А теперь, внимание, господа!

– Да замолчите же вы, наконец. Дайте послушать.

– Сами и замолчите! – переговаривались в толпе.

– Завтра в этой зале, – говорил Пейроль, – будут выстроены и сданы внаем тем из вас, кто пожелает заплатить назначенную цену, конторки для совершения коммерческих операций.

– Браво!

– Здесь последняя, пока не сданная в наем площадь. Все остальное, за исключением личных покоев их высочеств принца и принцессы, уже имеет новых хозяев. Теперь слово за вами.

Толпа опять заволновалась.

– Мне! Мне! Я записан и никому не уступлю свою очередь.

– Не толкайтесь! Как не стыдно? А еще мужчина! Никакого уважения к женщине!

Да, среди просителей были и дамы. Наверное, прабабушки нынешних неприглядных представительниц прекрасного пола, что в будние дни пополудни, пугая прохожих, толпятся у здания биржи.

– Мужлан!

– Грубиян!

– Хам!

В ход пошли ругательства покрепче и женский визг. Кто-то кому-то вцепился в волосы. Кокардас и Паспуаль чтобы увидеть потасовку немного высунулись из-за шторы.

В этот момент в стене за укрытыми коврами подмостками широко распахнулась двустворчатая дверь.

– Гонзаго! – прошептал гасконец.

– Миллиардер! – прибавил Нормандец.

И оба опять спрятались за шторой.

Действительно на подмостках в компании двух молодых аристократов появился сам Гонзаго. Не смотря на то, что его возраст приближался к пятидесяти, он по – прежнему был красив. Его высокая фигура сохранила юношескую гибкость. На лбу ни морщинки. Густая, тяжелая, немного умащенная бриллиантином черная как смоль шевелюра блестящими кольцами опускалась на воротник бархатного кафтана самого простого покроя. Роскошь наряда принца не имела ничего общего с костюмом Пейроля. Подпиравшее подбородок Гонзаго жабо само по себе стоило не меньше пятнадцати тысяч ливров. Свисавшую с шеи золотую цепочку украшали бриллианты общей стоимостью не менее миллиона, но она почти целиком укрывалась жилеткой из ослепительно белого сатина.