Горбун лорда Кромвеля
Шрифт:
– Нам нужно взобраться на холм, – сказала она. – Там вниз к реке ведет другая тропа. Однако она более опасная.
– Неплохо бы для начала взобраться на холм, – резонно заметил я.
Через некоторое время мы ощутили под ногами твердую почву. Холм выдавался всего на несколько футов над уровнем болота, но с него открывался вид как на монастырь, так и на раскинувшуюся внизу речку, безжизненно-серую и безмолвную.
– Выходит, контрабандисты уносили свой товар именно этим путем?
– Да, сэр. Несколько лет назад таможенные надзиратели пустились в погоню
Я проследил за ее взглядом, который блуждал по белоснежным просторам, и содрогнулся. Потом перевел взор на холм. Он оказался меньше, чем я себе представлял, а развалины домов не слишком отличались от груды камней. Одна из построек, несмотря на отсутствие крыши, сохранилась лучше других, и можно было даже разглядеть остатки кострища, которое выделялось на снегу черным пятном.
– Очевидно, люди в этих краях были совсем недавно, – заметил я.
Я поковырял золу тростью, надеясь найти в ней хоть какие-нибудь следы спрятанного золота, но напрасно: там ничего не было. Элис молча наблюдала за мной со стороны.
Приблизившись, я остановился с ней рядом.
– У первых монахов была трудная жизнь. Интересно, зачем они пришли сюда? Может быть, чтобы обрести безопасность?
– Говорят, что болото образовывалось постепенно, по мере того как река засорялась илом. Возможно, прежде здесь его вовсе не было. Просто был берег реки.
Мне показалось, что эта тема не слишком ее интересует.
– Однако этот пейзаж на редкость захватывающий. Знаете, в свободное время я люблю рисовать.
– Я видела только витражи на окнах церкви. Краски чудесные, но сами фигуры какие-то ненастоящие.
– Это потому, что не соблюдены пропорции. И нет ощущения расстояния, так называемой перспективы. Нынешние художники пытаются это передать на своих картинах. То есть показать вещи в их натуральном виде.
– Правда?
Ее голос прозвучал холодно и отчужденно. Смахнув снег с куска древней каменной стены, я присел.
– Элис, мне нужно с вами поговорить. О господине Марке.
Она мрачно посмотрела на меня.
– Знаю, он очень вами увлекся. И не сомневаюсь, что питает к вам самые благородные чувства.
Элис оживилась.
– Тогда почему вы, сэр, запрещаете ему со мной видеться?
– Отец Марка является управляющим фермы моего отца, который, должен вам заметить, весьма состоятельный человек. Однако, несмотря на это многообещающее обстоятельство, мне в жизни посчастливилось пойти своим путем. Я решил посвятить себя защите закона. И поступил на службу к самому лорду Кромвелю.
Я полагал, что этими словами произведу на Элис впечатление, но ошибся. Во всяком случае, выражение ее лица ничуть не изменилось.
– Мой отец дал слово отцу Марка, что я сделаю все возможное, чтобы помочь его сыну продвинуться по службе в Лондоне. И я это сделал. Но в этом, конечно, не только моя заслуга. Сыграли немаловажную роль острый ум и хорошие манеры господина Марка. – Я слегка откашлялся. – К сожалению, возникло одно печальное
– Да, знаю. Он мне рассказывал эту историю. О той высокородной даме, с которой у него вышел этот конфуз.
– Правда? Ну так вот, Элис, исполнив свою теперешнюю миссию, он может вернуть себе высокое покровительство. Это его последняя возможность. Если он ею воспользуется, то сможет продвинуться дальше, а значит, иметь счастливое и весьма обеспеченное будущее. Но для того, чтобы этого добиться, ему придется подыскать себе жену из своего круга. Элис, вы милая девушка. Будь вы дочерью лондонского торговца, я бы вам слова не сказал. Это было бы совсем другое дело. У вас была бы возможность выбирать даже между мною и Марком.
Надо сказать, что я вовсе не собирался этого говорить, последние слова вырвались неожиданно для меня самого.
Элис нахмурилась, тем не менее, судя по выражению ее лица, мне показалось, что она не постигла истинного смысла слов, случайно оброненных мною в порыве чувств.
– Так или иначе, – глубоко вздохнув, продолжал я, – если Марк намеревается расти по службе, то ухаживать за девушкой, занимающей положение прислуги, он не сможет. Понимаю, это звучит несколько жестоко, но так устроено наше общество.
– Тогда это гнилое общество. – Ее внезапно охватил гнев. – Я уже давно пришла к этому выводу.
– Однако смею заметить, что это общество для нас создал Бог, – встав с места, произнес я. – В счастье или в горе, но нам надлежит в нем жить. Неужели вы будете по-прежнему упорствовать, чтобы удержать возле себя Марка? Неужели желаете воспрепятствовать его продвижению? Во всяком случае, если вы будете настаивать на своем, именно так и случится.
– Я никогда ни в чем не буду ему помехой, – горячо заверила меня она. – Никогда не поступлю против его желаний.
– Однако позволю себе заметить, сейчас он может желать того, что со временем станет ему помехой.
– Так или иначе, но принимать решение должен только он сам. Правда, сказать он об этом все равно не сможет, ибо вы запретили нам разговаривать друг с другом.
– Неужели вы хотите разрушить его будущее? Помешать ему воспользоваться открывшимися перед ним перспективами?
Она смерила меня таким взглядом, что мне стало не по себе. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни женщина одним взглядом могла привести меня в подобное смятение.
– Подчас мне кажется, что меня намеренно пытаются лишить всех, кого я люблю, – тяжело вздохнув, произнесла она. – Возможно, такова участь всякой прислуги, – с горечью добавила она.
– Марк рассказывал, что у вас был парень, лесоруб, который будто бы погиб в результате несчастного случая.
– Если бы он был жив, я бы горя не знала в Скарнси. Потому что землевладельцы сегодня только и делают, что рубят леса. А теперь мне приходится прозябать в этом месте.
В уголках ее глаз заблестели слезы, но она сердито стерла их рукой. Я был бы рад прижать ее к себе и успокоить, но я знал, что ее могут утешить только другие объятия.