Горчаков
Шрифт:
Жизнь и служение Горчакова опровергают эти суждения. Он занимался в лицее до исступления, — видимо, именно на него намекал Пущин, говоря, что некоторые якобы готовы в занятиях «довести себя до чахотки». Но лицеиста Горчакова хватало и на светские шалости, он умел веселиться и вполне мог быть душой компании.
До нас дошли лицейские письма Горчакова, которые как нельзя лучше открывают характер совсем еще юного человека, позволяют составить представление о задатках его незаурядной личности. Слог, каким они написаны, выдает способности, присущие в ту пору мало кому из его сверстников. Он пишет свободно и раскованно и в то же время проявляет большую деликатность, когда речь идет о просьбах к близким. Мы видим юношу глубоко чувствующего, приветливого и благодарного. В его письмах нет места жалобам и нытью, плаксивым капризам или хвастовству. Живо и легко излагая по преимуществу обыденные хлопоты и заботы, он проявляет такие свойства души, которые не могли не тронуть покровительствовавших ему родственников. Если он в чем и нуждается, то только в самом насущном, если о чем-то просит, так только о самом важном и при этом не настаивает, а если и напоминает о своей просьбе, делает это весьма деликатно. Со страниц писем перед нами предстает крепкий духом, целеустремленный,
А. М. Горчаков — Е. Н. Пещуровой
<Начало ноября 1814 г. >
«Сколь я вам обязан признательностью, дорогая тетенька, за точность и доброту, с которой вы наполняете мою маленькую сокровищницу (так я называю маленькое собрание писем, полученных мною от тех, кто мне дорог). Если я не ответил вам немедленно на ваше первое письмо, то только вследствие того, что вы благоволили предупредить меня вторым письмом. Нет, дорогая тетенька, вы имели бы право обидеться, если бы я пытался прикрыть правду в письме к вам, но вот как было дело: не имея вчера времени взяться за перо (нам был задан большой урок по праву) и зная, что сегодня почта уйдет рано, я решил встать ранним утром. И вот я за своим столом, церковный колокол пробил 5 часов, а вчера вечером я лег очень поздно. Полуоткрытые глаза, голова, еще наполненная сном, мысли, плохо связанные, — вот, дорогая тетенька, отпечаток чего вы найдете в моем письме. Но благоволите одобрить мое усердие, ибо я ни за что на свете не хотел пропустить эту почту. — Со всем тем, дорогая тетенька, я не могу не поблагодарить вас за доброту, с которой вы исправляете ошибки, которыми кишит мой стиль. Невзирая на вашу крайнюю снисходительность, не могу не сознавать, что вы нашли их в гораздо большем количестве, чем хотите мне сразу сообщить, чтобы не удручать вашего весьма преданного, тем более уязвленного своей неопытностью, что он имеет перед глазами столь совершенный образец. Вместе с тем вы доставили мне чувствительное удовольствие куплетами. У меня также имеется маленький сборник разных пьес, для которого это ценный дар. На этот раз отвечаю вам дурной пьесой, списанной наспех. Это одно из стихотворений, известных под названием: стихи на взятие Парижа. Да не испугает вас этот заголовок, так как вы в них не найдете никаких: Ура! Слава! Геенна! Миротворец и т. д., и т. д. Это стихи, которые, хоть и являются подогретым супом, до сих пор сохранили некоторое достоинство, они кажутся написанными в порыве радости: кажется, что поэт, восхищенный славой своей страны, набросал на бумагу эти куплеты, первые мысли, пришедшие ему в голову. Будьте добры сообщить мне в дальнейшем некоторые пьесы из вашего сборника, и будьте уверены, моя добрая тетенька, что я всегда что-нибудь найду, чтобы послать вам в ответ. Но вот, я и прерван на полпути, так как я расположился писать вам… Будьте добры сообщить мне, доходят ли мои письма по этому адресу?» [16]
16
Из записной книжки архивиста: Лицейские письма Горчакова А. М. 1814–1818 гг. // Красный архив. 1936. Т. 6 (79). С. 177.
А. М. Горчаков — А. Н. Пещурову
22 апреля 1816г., Царское Село
«Не получая долгое время ни строчки в ответ на последнее письмо мое, любезный Алексей Никитич, я не желал бы предположить, чтоб оно было потеряно; ибо тогда длинный промежуток в переписке нашей, столь для меня приятной, мог бы ввести вас в заблуждение, что прежняя ревность моя ослабела. Впрочем, мне во всяком случае приятнее сделать сие предположение, нежели подумать, что, любезный дядюшка, вы не могли найти несколько свободных минут, дабы обрадовать меня ответом. С надеждой буду ожидать каждую почту, авось, либо что-нибудь получу от любезного Лю-цернского жителя. Последнее посещение ваше в Царском сделало на меня глубокое впечатление. Вы позволили мне говорить вам о себе; я воспользуюсь сим позволением. Долго колебался я между родом службы, который бы мне избрать. Военная хотя не представляла мне почти ничего привлекательного в мирное время, кроме мундира, которым отныне прельщаться представляю молодым вертопрахам, однако я все же имел предрассудок думать, что молодому человеку необходимо начать службу с военной. Ваши советы решили сомнения мои, и я предоставляю другим срывать лавры на ратном [поприще] и решительно избираю статскую, как более сходную с моими способностями, образом мыслей, здоровьем и состоянием; и надеюсь, что так могу быть более полезным. Без сомнения, если бы встретились обстоятельства, подобные тем, кои ознаменовали 12-й год, тогда, по крайней мере, по моему мнению, каждый, чувствующий в себе хотя малую наклонность к военной, должен бы посвятить себя оной, и тогда бы и я, хотя не без сожаления, променял перо на шпагу. Но так как, надеюсь, сего не будет, то я избрал себе статскую и из статской, по вашему совету, благороднейшую часть — дипломатику. Заблаговременно теперь стараюсь запастись языками, что, кажется, составляет нужнейшее по этой части. Русский, французский и немецкий я довольно хорошо знаю; в английском сделал хорошие начала, и надеюсь нынешнее лето усовершенствоваться в оном. Кроме того, может быть, займусь еще итальянским, потому что открылся случай. Латинский только никак в голову не идет. Главное дело было бы приобресть практические знания, чего в лицее сделать нельзя. Я ожидаю от вашей дружбы и вашего расположения и вашей опытности, что, любезный дядюшка, не откажете мне написать об этом ваше мнение и не оставите меня вашими советами. Также должен прибегнуть я к снисходительности вашей, заняв вас в течение целого письма, а может быть, и наскучив
Впрочем, тем не менее остаюсь вечно любящий вас Горчаков» [17] .
Не удивительно, что лицейские письма Горчакова дошли до нас. Пещуровы хранили их как бесценную семейную реликвию, где юношеской рукой любовно запечатлен мир, в котором и они сами, и их племянник предстают столь живо и непосредственно. Каждое из пятидесяти четырех лицейских писем проникнуто тонким, лирическим мировосприятием. От них веет свежестью и задором, жаждой познания, радостью бытия. Они вызывают гамму добрых чувств, оставляя в душе читающего самые приятные впечатления.
17
Из записной книжки архивиста: Лицейские письма Горчакова А. М. 1814–1818 гг. // Красный архив. 1936. Т. 6 (79). С. 185.
Пушкин был центром того магнетического поля, которое и тогда, и особенно впоследствии притягивало к себе публику, вызывая интерес к лицею и его воспитанникам. Нельзя разделить мнение тех, кто считает, что, не будь в лицее Пушкина, мало кто потом вспомнил бы о лицее и лицеистах. Однако и Пушкина, конечно, обогатил лицей, его духовная атмосфера, прожитые и пережитые в нем годы.
Лицейские бумаги первого курса, собранные академиком Я. К. Гротом и опубликованные его сыном в 1911 году, во многом проясняют картину жизни того учебного заведения, которое ныне принято называть пушкинским лицеем. Как становится ясно из этих документов, ее главной особенностью было редкостное стечение благоприятных обстоятельств. В недрах лицея оформились выдающиеся и разнообразные дарования. Конечно, в ходе учебы и при выпуске рано было говорить о будущности того или иного из юношей: даже талантливые педагоги, которым, несомненно, принадлежит заслуга в пробуждении в том числе нравственного потенциала лицеистов, не могли предугадать, как сложатся их судьбы, однако они снабдили их удивительно точными и многозначными характеристиками, в которых подметили главенствующие черты своих воспитанников [18] .
18
См.: Грот К. Я. Пушкинский лицей. СПб., 1998. С. 408–425.
Сегодня мы можем взглянуть на лицей и лицеистов первого выпуска не только глазами пушкиноведов или с точки зрения исторического контекста событий 14 декабря 1825 года и участия в них лицеистов первой волны. Между тем в лицейской среде уже в начале пути выделилось крепкое ядро, состоявшее из юношей, твердо решивших посвятить себя службе Государю и Отечеству. Их уже тогда отличали целенаправленность, старательность, самодисциплина и безупречность в поступках, разумеется, насколько это было возможно в их возрасте. Впоследствии именно они применили себя в деле, выросли и возвысились на ниве государственного служения.
«Вольнодумная» часть лицеистов двинулась в ниспровергатели существующего строя, другая, пожалуй, более представительная, — в ряды его устроителей.
Вот как представляли Пушкина и Горчакова их лицейские воспитатели:
«Князь Горчаков (Александр), 14-ти лет.Превосходных дарований. Благородство с благовоспитанностью, крайняя склонность к учению с быстрыми в том успехами, ревность к пользе и чести своей, всегдашняя вежливость, нежность и искренность в обращении, усердие, ко всякому дружелюбие, чувствительность с великодушием и склонность к благотворению суть неотъемлемые принадлежности души его; пылкость ума и нрава его выражают быстрая речь и все его движения; при всем том он осторожен, проницателен и скромен. Крайняя чувствительность причиняла ему прежде много страданий, но теперь она вошла в пределы умеренности; он начинает сносить ее со свойственным великодушием. Опрятность и порядок царствуют во всех его вещах» [19] .
19
Цит. по: Грот К. Я. Пушкинский лицей. С. 408.
«Пушкин (Александр), 13-ти лет.Имеет более блистательные, нежели основательные дарования, более пылкий и тонкий, нежели глубокий ум. Прилежание его к учению посредственно, ибо трудолюбие еще не сделалось его добродетелью. Читал множество французских книг, но без выбора, приличного его возрасту, наполнил он память свою многими удачными местами известных авторов; довольно начитан и в русской словесности, знает много басен и стишков. Знания его вообще поверхностны, хотя начинает несколько привыкать к основательному размышлению. Самолюбие вместе с честолюбием, делающее его иногда застенчивым, чувствительность с сердцем, жаркие порывы вспыльчивости, легкомысленность и особенная словоохотность с остроумием ему свойственны. Между тем приметно в нем и добродушие, познавая свои слабости, он охотно принимает советы с некоторым успехом. Его словоохотность и остроумие восприяли новый и лучший вид со счастливою переменою образа его мыслей, но в характере его вообще мало постоянства и твердости» [20] .
20
Там же. С. 412.
Такое с одной стороны — сходство, с другой — различие натур не позволило им далее мирно сосуществовать. Когда им исполнилось по двадцать шесть — двадцать семь лет, друзья окончательно разошлись и никогда уже больше не встречались и не писали друг другу.
Горчаков, несмотря на свою приверженность к раннему пушкинскому творчеству, не принадлежал к числу первых друзей Пушкина. Поэт питал безотчетную любовь и привязанность к Дельвигу, Кюхельбекеру, Малиновскому и в первую очередь к «ветреному мудрецу» Пущину, которому впоследствии посвятил знаменитое «Мой первый друг, мой друг бесценный!..».
Однако Горчакова Пушкин выделял, о чем свидетельствуют, в частности, обращенные к нему стихи. Горчаков обладал особыми качествами, которые проявлялись не только в учебе. Александр Горчаков обладал задатками несомненного лидера. В отличие от других лицеистов он не получил едкого прозвища, избежал насмешек и карикатур. Его называли Франтом, но, пожалуй, по тем временам это словечко вряд ли можно было воспринимать как насмешку.
Вот характеристика, которую дал Горчакову директор лицея Энгельгардт: