Гордое сердце
Шрифт:
— Пока он тут, ты можешь забыть о нем, — сказал он. — Отдайся музыке.
И, погрузившись в музыку, она забыла о сыне. Но музыка только усилила в ней безысходное одиночество. «Наверное, я нуждаюсь в людях, — думала она. Надо устроить вечеринку».
— У тебя все в порядке? — спросил внезапно отец, когда она закрыла пианино. — Счастлива, и все такое…
— О, да, — сказала она, улыбаясь. — У меня есть все. Марк преуспевает. На днях он продал усадьбу Грейнджера какому-то скульптору. Правда,
— Всего не всегда достаточно, — задумчиво сказал отец.
— Сюзан, Сюзан! — позвала ее мать с лестницы. — Ты спустишься?
— Да, да! — откликнулась она и взяла на руки сонного Джона.
Внизу, в спальне, ее мать взяла ребенка на колени, укачивая его, и он быстро уснул.
— Твое счастье, что у тебя такой здоровый ребенок, — прошептала ее мать. — Я рада, что он у вас есть. Это необходимо для замужней пары спустя год-два после свадьбы, особенно для женщины. Сначала вы заняты друг другом и началом новой жизни, а затем, когда дом устроен и муж регулярно уходит на работу и приходит на ужин, вы чувствуете потребность в чем-то большем. — Она замолчала в затруднении. — Я полагаю, что ты и Марк не составляете исключения.
— Я не знаю, — сказала Сюзан. — Мы очень счастливы.
— Вам и следует быть счастливыми, — сказала мать. — Я знаю, что родители Марка — простые и солидные люди. Мужчины его типа — лучшие мужья. Я всегда чувствовала, что твой папа был бы счастливее, если бы его отец не был профессиональным музыкантом. Это повлияло на его ум, сделало его неустойчивым на всю жизнь, что было нелегко для меня.
— А каким действительно был мой дед? — спросила Сюзан.
— Я почти забыла, — сказала мать. — Он давно умер. Я никогда не любила его и не нравилась ему. Я никогда его не понимала. Он всегда говорил так, что было трудно понять, что он имеет в виду. Я люблю ясность.
У нее на коленях проснулся Джон и дружелюбно улыбнулся им. Они засмеялись в ответ, забыв о своем разговоре. Затем мать вздохнула:
— Они быстро вырастают… Сюзан, Мэри хочет, чтобы мы отправили ее в какой-нибудь другой колледж, хотя знает, что здесь обучение бесплатно, потому что ее отец профессор в нашем колледже. С ней гораздо труднее, чем было с тобой.
— Она сама не знает, чего хочет, — сказала Сюзан, — а это всегда тяжело. Разреши ей уехать, мама.
— Хорошо, — сказала мать с сомнением. — Но не знаю, стоит ли. Причина ее желания уехать так неразумна.
— Почему?
— Она говорит, что не хочет учиться там, где училась ты, заниматься тем же, чем ты, быть старостой, слушать напутственные речи и прочее.
— Она ведь сама по себе…
— Конечно, я сказала ей это, но она говорит, что хочет быть там, где ее никто не знает.
— В таком случае ей лучше уехать. — Сюзан взяла ребенка. — Мне надо идти. Марк будет ждать.
— Ты думаешь, что нам лучше позволить ей уехать? — Мать проводила ее до двери.
— Да, я так считаю, — ответила Сюзан.
Беспричинно та глубокая глупая боль в ней слегка усилилась. Конечно, это было глупо — сердиться на Мэри за то, что она хотела быть свободной от своей старшей сестры.
На следующий день она позвонила всем своим старым друзьям и пригласила их к себе в дом.
— Я не видела вас всех целую вечность, — кричала она в телефон. — Я соскучилась. Кроме того, Джон уже большой!
Весь день дом был полон забот и суеты. Она спешила управиться с Джоном, порхала по кухне.
— Забавно быть такой занятой, — радостно говорила она Марку во время ленча. — Но она нашла время приготовить ему любимое блюдо, которое он с удовольствием проглотил.
— Я сегодня ничего, кроме объедков не ожидал, — сказал он.
— Это заняло у меня полчаса, — сказала она, — и доставило мне радость.
Удовольствие расставить цветы по вазам она оставила на послеобеденное время. Она составила из них прекрасные букеты. Затем она оделась сама и нарядила Джона в комбинезон с голубыми полосками. И в три часа она, держа его за руку, открывала дверь своим друзьям, которые, входя, наполняли тихий дом разговорами и смехом, внезапными криками радости и удивления.
— Хорошо провела время? — спросил Марк, жуя сэндвич. Все ушли, и дом погрузился в свою обычную тишину.
— Джон был ужасно мил, — сказала она, занимаясь посудой. Дом был таким шумным от голосов гостей, а сейчас наступившая тишина казалась мертвой.
Марк взял кухонное полотенце и начал быстро и ловко вытирать посуду, которую она вымыла.
Она повернулась к нему, ее руки все еще были в мыльной воде.
— У меня странное чувство, что на самом деле они меня не любят, — сказала она подавленно.
— Почему, девочка? — воскликнул он и подошел обнять ее. Но она покачала головой:
— Нет, Марк, не надо, у меня руки в мыле. К тому же я и сама не понимаю, почему.
Он снова начал вытирать посуду.
— Они что-нибудь сказали?
— Нет-нет, они всем восхищались, им понравились сэндвичи и пирог, у нас был замечательный контакт. — Она замолчала, раздумывая. — Все время меня не покидало чувство, что им не понравилось то, что мне удалось одной, с Джоном на руках, сделать все это.
— Забудь о них, — сказал Марк резко. — Они чувствуют себя виноватыми. Большинство женщин очень ленивы, взывают о помощи всякий раз, когда у них появляется немного работы.