Гордое сердце
Шрифт:
— Что ты имеешь в виду? — спросила она. — Я сделала их такими, какими видела.
— Они отвернулись друг от друга, — продолжал говорить он. — В особенности эта женщина, посмотри на нее. Она отворачивается от ребенка. У меня такое впечатление, что ей надо бы смотреть или на ребенка или на своего мужа.
— Ты думаешь, что так — плохо, Марк? — подавленно спросила она. — Женщина задала мне работенку. Я никак не могла с ней справиться, пока внезапно она не вынырнула в этой позе.
Неожиданно он спросил:
— Это
— Вовсе нет, — ответила она.
— Кто тебе позировал? — спросил Марк.
Она заколебалась. По правде говоря, она становилась голой перед зеркалом, когда создавала женщину, и изучала каждую линию своего тела.
— Эта женщина очень похожа на тебя, — настаивал он.
— Может быть, только фигурой, — сказала она поспешно.
— Не только. В чем-то она просто очень походит на тебя. А взгляд — я заметил, что ты поворачиваешь голову точно так же, когда смотришь на лес за нашим маленьким домиком. А иногда, когда я за едой что-то тебе рассказываю, ты поворачиваешь голову вот так же и смотришь куда-то в сторону окна.
— Если ты воображаешь, что все, что я делаю, имеет отношение к нам, — раздраженно сказала она, — то мне придется прекратить работу. Я не могу постоянно думать о том, что задену тебя за живое.
— Извини, я больше никогда не буду искать сходства с нами в твоих работах, — обещал он.
Внутри у нее похолодело, и ей стало жалко Марка.
— Ты не понимаешь, — продолжала она объяснять ему, — что я не могу постоянно бояться, что задену тебя. Так бы я не смогла работать. Я должна иметь чувство свободы. Я не могу постоянно спрашивать себя, понравится ли это тебе или нет.
— Но мне это нравится, — настаивал Марк. — Иди сюда, Сюзан. — Он обнял ее. — Я думаю, что они великолепны! Я ощущаю себя перед тобой таким маленьким. Я не в состоянии понять, как это ты делаешь, это как волшебство. Но…
— Что, но? — спросила она.
Она стояла рядом с ним и даже не осознавала, что женщина, которую она создала, собственно говоря, стоит точно так же — в одиночестве, хотя и в объятиях своего мужа.
— Я не в состоянии объяснить, что ощущаю, но ты как-то ускользаешь от меня. Это старая боль — я не могу этого забыть. Я недостаточно хорош для тебя — вот что.
Его рука опустилась. Он сунул руки в карманы. Она снова осталась стоять сама по себе.
— За несколько минут я могу разбить их на куски, — медленно произнесла она. — И тогда между нами не будет ничего.
— Сюзан! — выкрикнул он в ужасе. — Ведь ты же потратила на это целые недели!
— Я могу их разбить за один момент, — повторила она.
— Послушай, Сюзи, я бы тебе этого никогда не простил. Я был бы несчастен, если бы узнал, что ты не можешь делать того, что хочешь.
— Но сейчас ты все равно чувствуешь себя несчастным…
Он прервал ее:
— Я обещаю тебе, что больше никогда не скажу ни словечка о нас обоих.
— Я узнаю это по тебе, даже если ты будешь притворяться. И твоя неудовлетворенность будет сковывать мне руки.
— Я никогда не буду притворяться, буду думать о чем-нибудь другом, — сказал он пылко. — Сюзи, поцелуй меня, прошу тебя.
Она повернулась к нему и увидела его просящий и смущенный взгляд. Она обняла его и почувствовала, как неуверенно он сжал ее. Он боится ее. Почему он ее боится? Она несет в себе нечто, чего люди боятся. И стоит ей только ощутить их недоверие, как она сама начинает бояться этих людей.
— Обними меня крепко, — зашептала она, и его руки послушно обняли ее. — Крепко, — шептала она, — еще крепче!
Некоторое время она стояла, прижавшись к нему, а затем тихо сказала:
— Милый, пойдем посмотрим на детей.
Марк повернулся, Сюзан закрыла ворота риги, и они вместе пошли к дому.
Придя домой, она взбежала наверх и спрятала ключ в маленькую коробочку у себя на столе. «Я его туда больше никогда не позову», — подумала она. У нее было такое ощущение, словно он оскорбил ее. Нет, пожалуй, она всего лишь слишком устала.
Сюзан причесала волосы и надела желтое полотняное платье, которое подчеркивало цвет ее черных глаз. Затем она спокойно спустилась вниз.
Марк сидел на покосившейся веранде, курил и качал на коленях Марсию. Джон сидел рядом с ним на ступеньке и во время разговора обнимал руками колени точно так же, как это делал Марк.
— Я пробовал на дождевых червей, папа, — говорил он, — но некоторые рыбы не клюют на червя.
— Ну так попробуй на мух, — голос Марка звучал заинтересованно. — Тебе надо научиться разбираться, какие рыбы на что клюют.
— М-м-м, — тихо мурлыкала Марсия. Она держала маленькую тряпичную куклу, у которой не было рук. Голоса детей и Марка снова вернули Сюзан к действительности. Они — ее действительный мир, эти трое.
— Так, мои милые! — позвала она, выйдя на веранду. — Ужинать будете?
Джон вскочил на ноги, а Марсия бросила куклу. Глаза Сюзан встретились с глазами Марка, и оба рассмеялись. Они снова были очень близки друг другу, их сблизили дети. Он встал, обнял Сюзан за плечи, и у нее внутри все перевернулось. То, что она создала, было теперь всего лишь холодной глиной.
По дому растекался тяжелый, сладкий запах: на кухне Сюзан и Джейн варили варенье из ежевики. Дети играли снаружи на солнце, но запах ежеминутно завлекал Джона на кухню.
— Тут вкусно пахнет! — кричал он.
— Ты — как шмель, — смеялась Сюзан. Пчелы налетали на сеточные двери, привлеченные сладким запахом варенья, до которого не могли добраться.
— Я мог бы съесть целую бочку, — кричал Джон.
— Сейчас получишь — на хлебе с маслом, — отвечала ему весело Сюзан. Она принесла буханку черного хлеба, который испекла Джейн.