Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика
Шрифт:
Одним из весельчаков, создававших эту систему, был я. Признаюсь, пока все шло хорошо, я не очень-то задумывался о последствиях. А когда хватился, было уже поздно что-либо менять.
«Проект», в разработке которого я участвовал, предусматривал объединение всех существующих банков данных. Это обеспечивало доступ из любого уголка планеты к любой информации — надо было только набрать на клавиатуре компьютера код, соответствующий данному уровню секретности.
Я никогда не стремился служить абсолютному добру или абсолютному злу. Но в тот раз мне казалось, я близок к первому. «Проект» сулил великолепные результаты.
9
Конце века. (франц.)
Кстати, о статистике. Ее вы теперь не можете обмануть, потому что ваше «досье» открыто для всех заинтересованных лиц. Любое коммерческое или правительственное учреждение сможет навести справки о состоянии вашего имущества, банковском счете и обо всех ваших тратах; следователь, подозревающий вас в том или ином нарушении закона, без труда выяснит, где и с кем вы находились в момент преступления, проследив за вашими платежами и перемещением в общественном транспорте. Вся ваша жизнь развернется перед ним, как схема нервной системы в кабинете невропатолога.
Признаюсь, поначалу эти перспективы вдохновляли меня. Во-первых, система обещала положить конец преступлениям. Лишь безумец, рассуждал я, отважится нарушить закон, зная, что у него нет ни единого шанса уйти от наказания. Но и безумца можно вовремя остановить, если в его «электронном досье» содержится необходимая медицинская информация.
Кстати, о медицине. Теперь малейшее изменение в состоянии вашего здоровья не ускользнет от внимания врачей. Подумайте о всех тех болезнях, которые поддаются лечению только в начальной стадии. Подумайте о продлении срока вашей жизни!
Подумайте о мировой экономике. Какой прогресс ожидает ее, если будет известно, где находится и для чего служит каждый десятицентовик!
Подумайте о решении проблемы транспорта. Вообразите, что весь транспорт мира — сухопутный, воздушный, морской — действует как единый, прекрасно отлаженный механизм.
Мне грезился приход золотого века…
Чушь!
Мой однокашник, косвенно связанный с мафией и с университетской скамьи пересевший не куда-нибудь, а за стол кабинета в федеральном управлении, поднял меня на смех.
— Ты всерьез думаешь, что можно регистрировать все банковские вклады и следить за всеми сделками?
— Всерьез.
— Между прочим, швейцарские банки никого не допускают к своей документации. А если такое и случится, найдутся другие надежные хранилища Не забывай о существовании матрасов и ям на задних дворах. Никому не под силу сосчитать, сколько денег ходит по свету.
Прочитав несколько научных статей на эту тему, я понял, что мой приятель прав. В своей деятельности, касающейся экономики, мы опирались, в основном, на приблизительные, усредненные цифры, причем далеко не всегда статистики могли обеспечить нас необходимыми данными. Например, им не удалось выяснить, сколько в мире незарегистрированных судов.
А медицина? Врачи — тоже люди, и ничто человеческое им не чуждо. Например, лень. Вряд ли каждый из них будет добросовестно вести истории болезни каждого из своих пациентов — особенно, если пациент предпочтет платить за лекарство наличными, не требуя рецепта.
Выходит, я упустил из виду человеческий фактор? Пожалуй. Все люди делятся на тех, кому есть что скрывать, тех, кому просто не нравится, если о них знают слишком многое, и тех, кому скрывать нечего. А «система», похоже, рассчитывается только на последних. Это значит, она будет далеко не идеальна.
Да и ее создание, по-видимому, встретит некоторые трудности. Вполне можно ожидать недовольства и даже открытого противодействия, причем на самом высоком уровне…
Но открытого противодействия нам почти не оказывали, и работа над «проектом» шла полным ходом. Когда я разработал систему связи между метеостанциями, метеоспутниками и Центральным банком данных, меня назначили старшим программистом.
К тому времени я узнал достаточно, чтобы к моим опасениям добавились новые. Неожиданно я обнаружил, что работа уже не приносит мне удовлетворения. Это открытие побудило меня как следует задуматься о последствиях нашей деятельности.
Никто не запрещал мне брать работу на дом. Похоже, никто не заподозрил, что дело тут не в самоотверженности, а в желании узнать о «проекте» все, что только можно. Неправильно расценив мои действия, меня снова повысили в должности.
Это весьма обрадовало меня, поскольку расширяло доступ к информации. Затем, по разным обстоятельствам (смерть, повышение в должности, увольнение некоторых сотрудников) значительно изменился кадровый состав нашего института. Перед пай-мальчиками открылась зеленая улица, и я за короткий срок значительно продвинулся по служебной лестнице.
Я стал консультантом самого Джона Колгэйта.
Однажды, когда мы были почти у цели, я поделился с ним своими тревогами. Я сказал этому седому человеку с болезненным цветом лица и близорукими глазами, что мы, быть может, создаем чудовище, которое отнимет у людей личную жизнь.
Он долго смотрел на меня, поглаживая пальцами розовое пресс-папье из коралла, и, наконец, признал:
— Возможно, ты прав. Что ты намерен предпринять?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Просто хотел сказать, что не уверен в полезности нашей работы.
Вздохнув, он повернул вращающееся кресло и уставился в окно.
Вскоре мне показалось, что он уснул. Он любил вздремнуть после ленча.
Но он вдруг заговорил:
— Уж не думаешь ли ты, что я не выслушивал эти доводы по меньшей мере тысячу раз?
— Я это допускаю. И меня всегда интересовало, как вы их разбиваете.
— Никак, — буркнул он. — Я чувствовал, так будет лучше. Пускаться в дискуссию — себе дороже. Может быть, я не прав, но рано или поздно не мы, так другие разработали бы способы регистрации всех основных характеристик такого сложного общества, как наше. Если ты видишь другой выход, более приемлемый, — скажи.