Горец-грешник
Шрифт:
– Я приехал вовсе не для того, чтобы отнять у тебя Уолина, – сказал он после довольно длительной паузы, во время которой невидящим взором оглядывал ее сад. – Я просто отослал его с Уильямом, чтобы мы могли спокойно объясниться. Одни. Не взвешивая каждое слово из-за того, что рядом находится шестилетний паренек. И вообще, чтобы мы могли поговорить без помех.
Его слова прозвучали почти угрожающе, и Морейн напряглась; положив руки на колени, она до боли сцепила пальцы.
– О чем?
– Давай для начала выясним, почему ты уехала.
В его голосе звучал гнев, и Морейн подумала, не обидела ли она его своим внезапным отъездом.
– Я
– Понятно. Значит, ты получила отмени все, что хотела, и спокойно уехала. Так?
Торманд побледнел, чувствуя что разговор никак не клеится. Он говорил, как обиженная девица, или, скорее, как одна из тех его женщин, которые считали себя такими искушенными, такими красивыми, что были уверены, что он не сможет высвободиться из расставленных ими сетей. Он мог бы почувствовать себя виноватым, но ему искренне казалось, что ни одна из его бывших подружек не изведала той боли, которую он испытывал сейчас. Он всегда старался держаться подальше от женщин с нежными сердцами или завышенными ожиданиями. И что же, роли переменились?
– В чем ты упрекаешь меня? Насколько мне помнится, это ты пришел ко мне в постель, я тебя не искала. И если я взяла то, что хотела, и то, что мне так щедро было предложено, отчего же ты рассердился? Разве не то же самое ты делал в течение многих лет?
Это было обидно, но она была права. И все же гнев его не утихал. Морейн не должна была быть такой, как остальные женщины, которых он знал. И в душе он понимал, что она другая. Он почему-то произносил не те слова, и это сердило ее, возможно, даже причиняло боль. Теперь, изучив Морейн достаточно хорошо, он принял к сведению, что она горда и потому с ним сейчас так насторожена и говорит так резко. Ему просто необходимо контролировать свое настроение, не поддаваться эмоциям и тщательно взвешивать каждое слово. Они ничего не добьются, если начнут выяснять отношения, да еще на повышенных тонах. Он ехал сюда с твердым намерением держать себя в руках, но когда увидел ее, обида и боль вновь всколыхнулись.
Разговор не будет легким, понял он. Вскочив, Торманд начал нервно ходить взад-вперед. Он готов предложить ей все, что у него было, а ей это скорее всего не нужно. Он ухаживал за ней, но так и не смог завоевать ее сердце. Впервые в жизни его по-настоящему волновало, какие чувства испытывает к нему его женщина, а он не знал, какой надо сделать следующий шаг. Повернувшись и взглянув на нее, он увидел, что она с настороженностью наблюдает за ним. Наверное, сейчас он похож на растерянного юнца.
– Я думал, что мы сможем пожениться и воспитывать Уолина вместе.
По лицу Морейн скользнула тень, и он понял, что обидел ее этими словами. Как ни странно, это дало ему надежду. Если бы он был ей безразличен, его слова не причинили бы ей боли.
– Уолин для меня как родной сын. Когда его оставили у порога моего дома, я пыталась отыскать его мать или отца, любых родственников. Но не очень расстроилась, когда выяснилось, что никто не знает, откуда он появился. – Она вздохнула и опустила глаза, словно погружаясь в воспоминания. – У меня никого не было, и вдруг появился Уолин. Он стал для меня бесценным подарком. С одиночеством было покончено. Ведь теперь со мной был человечек, который любил меня, нуждался во мне, малыш, которому я могла отдать свою любовь и для которого не имело значения, что живу я очень скромно. Мы не расставались с того самого дня, когда я подобрала его у своего порога. Но я не стану выходить замуж только ради того, чтобы он остался со мной.
– Почему нет?
– Потому что для замужества нужны более веские причины.
Торманд схватил ее за руки, привлек в свои объятия и начал целовать, пока она не прильнула к нему.
– А что ты скажешь на это? Разве можно забыть о том огне, который горит теперь в наших сердцах?
Она мягко, но решительно отстранилась.
– Ты множество раз согревался у разных очагов, но так до сих пор и не женился. И вот сейчас пытаешься поймать меня в ловушку страсти? Ты, который так много лет уходил из западни брака?
– Если к алтарю идешь добровольно, то страсть – это то, на чем держится брак, а не ловушка. Чего ты от меня требуешь? Объясни наконец, чтобы я перестал бродить в потемках.
Морейн внимательно смотрела на Торманда, ее губы еще хранили тепло его поцелуя. Скорее всего он говорил о своих чувствах искренне. Он женится на ней, чтобы у Уолина была семья и потому что они любят друг друга. Это было много, гораздо больше, чем она мечтала, но все же недостаточно.
– И ты будешь верен мне?
Торманд постарался не показать, как его обидел этот вопрос. Конечно, он вполне заслужил свою репутацию, к тому же она видела этот непотребно длинный список его любовниц, но Морейн ничего не знает о том, как свято соблюдаются в его семье некоторые моральные правила. И хотя ее сомнения вполне обоснованны, нынешний Торманд Мюррей не собирался, да и не хотел поступаться честью семьи.
– Я верю в то, что надо соблюдать данные перед Господом клятвы, – сказал он, надеясь, что эти слова не покажутся ей излишке высокопарными.
Когда она нахмурилась, он спросил:
– Почему ты не веришь мне? Из-за моего прошлого?
– Оно, конечно же, не прибавляет девушке уверенности в твоих клятвах верности. Но дело не в этом. Просто я подумала: отчего же тебя так обидело, что я не поверила тебе тотчас? Большинство мужчин не соблюдает клятв верности. Думаю, ты и сам можешь вспомнить множество примеров. Защищая свою честь, рыцари готовы сражаться на дуэли из-за одного резкого слова, но они не задумываясь нарушают клятву, данную перед алтарем.
– Я не отношусь к таким мужчинам, Морейн. И я решительно настроен оставаться здесь до тех пор, пока мы окончательно все не выясним. Я хочу, чтобы ты стала моей женой, помогла мне воспитать Уолина. Я поклялся быть верным тебе. И все же ты колеблешься. Почему? Клянусь, я готов находиться здесь всю ночь, пока не получу правдивого ответа на этот вопрос.
Сказать ему правду – значит отбросить свой и без того ненадежный щит и остаться открытой тому, что может смертельно ранить ее. Сказать ему правду – значит дать ему понять, какую большую власть он имеет над ней. И все же она не может вести это сражение с помощью недомолвок. Даже с братом, который появился в ее жизни всего неделю назад, она напрямую говорила о своих чувствах. И возможно, это совсем не страшно – открыть душу человеку, с которым она делила постель, с человеком, который навсегда останется в ее сердце. Кроме того, где-то в глубине души Морейн надеялась, что в ответ на ее откровенность Торманд скажет о своих чувствах и не станет много и сбивчиво говорить о страсти и о том, что Уолину нужна семья. Глупо было не воспользоваться таким шансом. В конце концов, ей нечего терять, кроме своей гордыни.