Горец II
Шрифт:
И нажал на спуск трижды подряд, веером.
— Прощай! — донеслось в ответ совсем из другого места. — Ты ведь уходишь, да?!
Второй повернулся в бешенстве, но враг его уже исчезал за углом.
С мечом в одной руке и бластером в другой ринулся Крагер следом. Ветер пел под его крыльями…
Поворот. Снова — узкая щель проулка. И высверк меча у боковой стены. Все! Врагу не уйти!
— Ну давай же, давай… — бормотал Мак-Лауд сквозь зубы. — Давай сюда… ублюдок!
Он все рассчитал. Не станет пришелец стрелять, пока не рассмотрит ясно цель.
Как ни узка улочка, но она куда шире размаха руки с мечевым лезвием.
Поэтому не опасаясь удара мчался Второй по противоположной его стороне. Мчался на полной скорости.
Он не смог остановиться, когда Мак-Лауд резко вскинул меч — так, что по высоте кончик его оказался на уровне горла Крагера.
Меч, конечно, не достал Второго. Но и не должен был он — меч — достать его.
Тонкий, но крепкий провод теперь пересекал улочку. Один конец его уходил в противоположную стену, а другой был обмотан вокруг клинка цвайхандера, теперь поднятого вверх. И…
И трехжильная струна пришлась атакующему точно под подбородок.
Черный шар головы уже катился по земле, когда тело оборвало свой полет, впечатываясь в стену дома. Секунду оно еще оставалось висеть, прижатое к ней инерцией.
Потом рухнуло.
И вновь сплелись в единую сеть хлысты разрядов, ударившие из перерубленной шеи… из обоймы лучемета… Из двигателя крыльев… Из двигателей машин, стоявших в переулке… Лопались фары, в бесформенное месиво превращались салоны автомобилей — и холодный смерч окутал тело стоящего на коленях человека.
Окутал, но не был вобран им, не был поглощен.
Обе руки воздел Мак-Лауд в небо. Одна из них сжимала меч.
— Рамире-е-ес! — звал он. Вспомнил он, вспомнил наконец, имя Катаны. И смерч энергии поднялся высь. Все выше и выше поднимался он, пока не осталось от него еле различимое голубое пятнышко.
Вскоре исчезло и оно…
26
…Если бы под фундаментом одного из лэргских театров кто-нибудь удосужился произвести раскопки, то весьма возможно, там был бы обнаружен еще один фундамент, который в свое время нес на себе громаду боевой башни
— донжона. Конечно, ни сейчас, ни в прошлые времена, донжон незачем было сооружать в самом городе. Но полтысячелетия назад это место находилось далеко за городской чертой… Впрочем, и сам Лэрг в то время городом, по сути, не являлся. Так — несколько домов и церквушка под замковой стеной.
Может быть, и осталось там несколько камней прежнего фундамента… Но уж наверняка ничего не сохранилось от одинокой могилы, вырытой некогда рядом с донжоном.
Но разумеется, никто не производил таких раскопок. С какой стати?
— …Чтоб ему пусто было, сорванцу! Бутылку ренского вылил мне на голову, что вы скажете! Этот череп, сэр, — это череп Йорика, королевского скомороха.
И могильщик швырнул упомянутый череп на кучу взрыхленной земли.
— Этот?
— Этот самый!
— Дай взгляну…
И Гамлет, наклонившись, подобрал мертвую голову.
— Бедный Йорик!
Спектакль был обычен — не лучше и не хуже огромного множества «Гамлетов», что были поставлены в разное время и в разных концах земли. Никто и не ожидал от него чего-либо особенного.
И когда ЭТО свершилось, трудно сказать, кто был потрясен более — актеры или зрители. Пожалуй, все-таки актеры.
Холодный вихрь прошелся по сцене — между Гамлетом и Горацио на сцене возник человек.
Он появился буквально ниоткуда — и замер, остановившись в каком-то странно незавершенном движении. Потом рука его судорожно метнулась к левому боку, словно нащупывая эфес. Но пальцы сомкнулись в пустоте — ничего не было сейчас у него на поясе…
Первыми из шока вышли зрители. В конце концов, театр ныне преподносил и не такие сюрпризы. И техника была, пригодная для организации «внезапных появлений», и режиссерский замысел вполне мог втиснуть в традиционно идущий спектакль такую вот фигуру. К тому же, одет незнакомец был примерно так же, как и актеры на сцене… Бог знает, за кого его приняла публика, — быть может, даже за внезапно материализовавшегося «королевского скомороха». Во всяком случае она зааплодировала.
Но вот актеры… Тем, кто находился на сцене, пришлось куда труднее. И дело даже не в том, что появление незнакомца застало их врасплох.
Просто все трое совершенно точно видели, что на этом месте не было ни потайного люка, ни вообще ничего, кроме досок сцены.
Ничего…
— Бедный Йорик! Я знал его, Горацио… — исполнитель главной роли попытался сделать вид, что ничего не произошло.
Вновь появившийся опять-таки довольно странным движением ощупал свою шею.
— Ага, понимаю… — пробормотал он почти про себя — так тихо, что его услышал только могильщик, оцепеневший с заступом в руках.
— Понимаю… Я здесь погиб, и это, наверное, мой череп…
Незнакомец снова тронул свою шею, будто проверял, на месте ли голова.
— Меня зовут Рамирес! — сказал он вслух.
Зрители уже не просто аплодировали — по рядам прошел откровенный смех.
— Я знал его, Горацио! — голос «Гамлета» сорвался на откровенный визг, но артист продолжал придерживаться прежней тактики.
С минуту Рамирес присматривался к нему, потом снова вмешался в монолог:
— Простите, что я мешаю вашей столь занимательной… э-э-э… беседе, но ваш товарищ, по-моему, явно не способен вам отвечать…
— …Вот здесь должны были двигаться губы, которые я целовал не знаю сколько раз… — актер не отвлекался ни на что, но был уже в состоянии, близком к истерике.
Зрительный зал изнемогал от смеха.
— А все-таки, почему я вновь пришел в этот мир? — в уголках глаз Рамиреса разбегались веселые морщинки, но этот вопрос — не обращенный ни к кому конкретно — он явно задал всерьез.
— …Где теперь твои каламбуры, твои смешные выходки, твои куплеты?
«Гамлет» продолжал свой монолог, не соображая, что лишь нагнетает всеобщее веселье.