Горец. Кровь и почва
Шрифт:
В любом случае я не буду плакать.
Я буду мстить. Мститель с чрезвычайными полномочиями - это страшно.
Подошел Молас, протянул мне уже открытую серебряную фляжку.
Я выпил глоток холодного коньяка, предварительно несколько капель брызнул на свежий могильный холмик.
– Будь спокойна душа твоя, раз не может быть благословенным твое чрево, - прошептал при этом беззвучно рецкую ритуальную фразу.
– Ваша милость, что писать на камне будем?
– староста деревни, который организовывал похороны.
Он ломал шапку в руках, перетаптываясь на месте. Ну да, по его мнению,
– Пиши, - сказал я, увидев за его спиной парня с карандашом и тетрадкой.
– ''Баронесса Илгэ Тортфорт, урожденная графиня Зинзельфорт двадцати восьми лет. Лейб - сестра милосердия рецкого герцога. Погибла за императора во время мятежа гвардии''. Дату поставь сегодняшнюю.
– Может написать что-нибудь более обтекаемое, - посоветовал Молас, принимая из моих рук свою фляжку и прикладываясь к ней.
– А ты думаешь, Саем, это просто так ее взяли именно в тот день, когда она должна была приступить к обязанностям лейб - сестры милосердия при Ремидии?
– Хорошо, - не стал спорить со мной генерал.
– Твоему сыну так будет лучше.
– Есть что-нибудь на свете, Саем, чего ты не знаешь?
– мне почему-то стало неприятно, что тайна моего отцовства младшего Тортфорта так широко известна вдруг.
Молас подождал пока крестьяне, осыпавшие свежую могилу зерном, отойдут подальше и попросил.
– Слуги, Савва, слуги знают все про своих хозяев. Хороших слуг надо ценить, тогда они будут преданы. Но я не об этом... Савва, душевно тебя прошу, не расстреливай никого без согласования. Они нам не просто враги. Они еще и ценные источники информации, которой нам так не хватает.
– Хорошо. Расстреливать не буду, - пообещал я и сделал из его фляжки еще один глоток коньяка, самовольно взяв ее из генеральской ладони.
– И не вешай, - добавил генерал.
Голые ветви окрестных деревьев в парке быстро обсадили красногрудые птицы величиной с кулак. Они хором печально щелкали клювами реквием, терпеливо ожидая, когда мы им оставим поминальную тризну на могильном холме.
– Домой хочу...
– вырвалось у меня при взгляде на заснеженный парк.
– В предгорья. Чтоб зелень в глаза.
– Хорошо тебе, Савва, - вздохнул генерал.
– У тебя дом хоть есть. Есть куда возвращаться. А не как я... Перекати-поле.
– А семья?
– спросил я.
– Семья у меня давно приучена, по сигналу трубы скатывать ковры и паковать самовар. Жена даже не спрашивает, куда мы двинемся в очередной раз. Куда иголка, туда и нитка. Повезло мне с женой.
Генерал протянул мне флягу, но я молчаливо отказался и он, закрутив крышку, засунул ее в карман шинели.
Красное зимнее солнце опустилось к кромке дальнего леса за рекой, окрасив поля мимолетным бледным багрянцем.
– Пойдем, Савва, а то и охрана наша замерзла и голодных птиц не след томить с тризной. Ишь, как клювами-то стучат...
– восхитился генерал пернатыми.
Генерал вынул из своего кармана маленький мешочек и рассыпал из него зерно ровненько по могильному холмику. Встряхнул пустой кисет и засунул его обратно в карман.
– Погоди, - я вспомнил, что и у меня в кармане шинели лежит такой же кисет с зернами, который мне дал староста деревни непосредственно перед похоронами.
– Я только отдам ей последний долг по вашему обычаю.
Развязал шнурки замшевого мешочка и ровной струйкой высыпал на могильный холмик крупные зерна неведомого мне злака, которые немедленно слились на нем с такими же ранее рассыпанными. И постоял, склонив обнаженную голову, держа пустой кисет в опущенной руке.
– Пошли, - потянул меня Молас за рукав, - Нам еще архив этого тайного общества в городе изымать.
– А подождать не может?
– Нет, - ответил мне Саем, как отрезал.
– Хорошая операция обязана решать сразу несколько задач, иначе это плохая операция даже если и закончилась удачно. Всё. Пошли. Мы и так уже в режиме ошпаренной кошки.
Уходя, я оглянулся. Черный могильный холмик, так резко контрастирующий на фоне заснеженного парка, уже обсадили голодные красные птицы.
У каждого народа своя тризна. Я тоже, вернувшись домой, выпью по-русскому обычаю три рюмки за помин души красивой женщины Илгэ, которой не повезло выйти замуж.
А еще больше не повезло встретить меня на своем пути.
Глава 8.
В городском доме Тортфортов мы с Моласом аккуратно слили вино из большой бочки с двойным дном по десятилитровым бочонкам и отправили эту заполненную тару по военным госпиталям в качестве благотворительности от имени графини Илгэ Зинзельфорт. А то, черт его знает, какой хитрости тут могли быть запоры. И как оказалось соломки подстелили не зря - полезли бы сразу, получили бы архив, залитый темно-красным, почти черным вином с великолепными красящими свойствами.
Бочонки для благотворительной акции скупали мои штурмовики в разных местах города и свозили их к нам в графскую усадьбу всю вторую половину дня. Бочка оказалась очень большая. Девяносто гектолитров как-никак. Для наглядности - это будет сорок пять стандартных двухсотлитровых металлических бочек. А разливные бочонки нам натаскали в основном по десять литров, редко по двадцать.
Помогали же нам с розливом непосредственно в подвале только наши денщики. Дело-то не просто секретное, а супер-пупер тайное. На земле бы сказали ''масонская конспирология''... А денщикам мы доверяли, проверенные люди. А вот остальные... Что они не знают, то их не волнует.
Долго провозились с разливом, но в итоге получили солидный приз - полные списки основного тайного общества в империи при всем их как бы разнообразии. Просто организовано все было как тривиальный коммерческий холдинг, при котором владельца контрольного пакета знал лишь очень ограниченный круг руководства филиалом или руководил подчиненным обществом полноправный адепт материнской компании. А от головной конторы ниточки тянулись еще дальше - на Солёные острова.
Молас, правда, засомневался, что списки полные, но уж больно много в них было народу - тысячи человек. Практически все из аристократии. Причем не только в самой коренной империи, но и в электоральных королевствах-герцогствах. Но, несмотря на сомнения, генерал-адъютант императора выглядел довольным котом, облопавшимся на халяву сметаной.