Горизонты ада
Шрифт:
Мне следовало остаться, где был, или нырнуть за машину – но как я мог бросить ребенка на открытом месте, на милость убийцы, который о милости не помышлял?
Молясь, чтобы стрелок не успел занять свою позицию, я кинулся к мальчику, подхватил его левой рукой и прижал к себе.
Пуля задела мое правое плечо. В глаза плеснул красный фонтанчик. Я крепко держал пистолет, хотя теперь, когда на время ослеп, он был бесполезен. Споткнувшись, я упал на пятую точку, и мы с мальчиком превратились в идеальную цель. Я начал поворачиваться, желая закрыть собой малыша,
Выпустив пистолет из правой руки, я обнял ребенка и стал ждать, когда убийца закончит свою работу. Прошло несколько секунд. Я решил, что снайпер перезаряжает ружье, но вскоре, когда потрясенные соседи начали выползать из своих домов, до меня дошло, что он свою дневную норму выполнил. Меня оставили жить.
Я смотрел сквозь красную пелену перед глазами на безжизненные тела и не мог придумать ничего, за что бы поблагодарить Бога. Перед лицом такой ужасной трагедии казалось, что оставленная мне жизнь – самый циничный акт милосердия Всевышнего после того, как по Его милости Лот переспал с собственными дочерьми, лишившись перед тем жены, превращенной в соляной столб.
Я не выпускал из рук мальчика до приезда «скорой помощи». Я сидел в остывающей луже крови и слегка его покачивал, не чувствуя боли в раненой руке, не замечая собравшейся толпы – только тупо смотрел перед собой.
Первые копы, появившиеся на месте преступления, осторожно приблизились ко мне и, заметив рядом со мной пистолет, крикнули, чтобы я отбросил его подальше, одновременно беря меня на прицел. Пожилой человек, тот самый, который мыл машину, встал у них на пути и рассказал, что произошло и как меня ранили, когда я пытался спасти ребенка. После этого они расслабились и опустили пушки. Один из них, обращаясь ко мне, спросил:
– Ты в порядке?
Я кивнул. Не хочу ли я отдать ребенка? Я отрицательно покачал головой.
Когда я наконец выпустил мальчика из рук, они положили хрупкое тельце на носилки, закрыли простыней и укатили. Присев около меня, санитар осмотрел мою руку. Легкая царапина. Повязка и пара дней отдыха, и все будет в порядке. Командир наряда копов удостоверился, что я не нуждаюсь в отправке в больницу, затем усадил меня в полицейскую машину и отвез в местный полицейский участок для допроса.
Копы обращались со мной мягко, учитывая пережитый мною шок, спрашивали, не надо ли мне чего, предлагали попить-поесть, сказали, что могут предоставить адвоката. Я на все предложения ответил отрицательно и сказал, что хочу только одного: рассказать, как все происходило, и отправиться домой.
Допрашивали меня сразу три копа (вежливые, но какие-то дерганые). Один был в форме, другой в деловом костюме, третий в повседневной одежде. Они все представились, но мне легче было различать их по одежке. Тот, что в форме, оказался настоящим придурком, и, хотя он воздерживался от грубостей, из всей троицы он меньше всего мне сочувствовал. Они записали мои данные,
– У вас есть разрешение на ношение оружия? – спросил он, хотя по марке моего пистолета мог сразу определить, что это стандартное оружие гвардейцев.
– Да.
– Бретон Фурст тоже был гвардейцем, не так ли? – спросил коп в повседневной одежде.
– Да.
– Вы были добрыми друзьями?
– До сегодняшнего дня я его ни разу не видел.
Копы переглянулись, затем тот, что был в обычной одежде, кивнул коллеге в форме.
– Тогда что вы делали у его дома? – потребовал ответа коп в форме.
Мне требовалось быстро соображать, чтобы правдиво соврать. Это было нелегко после всего, что пришлось пережить.
– Бретон работает… работал охранником в «Скайлайте». Я несу службу во Дворце, но я подумывал о том, чтобы сменить место работы. Пытался выяснить, можно ли сделать хорошую карьеру в отеле или нет. Один из моих приятелей посоветовал поговорить с Бретоном, сказал, что тот работает в «Скайлайте» уже почти шесть лет. Если кто и знает, как там и что, то это он, сказал приятель. Я сегодня позвонил. Бретон сказал, что собирается на пикник с женой и детьми, но если я не возражаю поговорить о работе за хот-догом и пивом, то могу к ним присоединиться.
– Вы много пьете? – спросил коп в форме.
– Некоторое время я не пью вообще, но Фурст об этом не знал. Как я уже сказал, мы с ним раньше не встречались.
– Продолжайте, – мягко произнес коп в костюме.
– Да почти нечего больше рассказывать. Я подъехал к дому Бретона, подошел к нему поздороваться, и тут… – Я побарабанил пальцами по столу, изображая град пуль.
– Вы не видели убийцу? – Костюм.
– Я видел, откуда он стрелял, но его самого не рассмотрел.
– Не догадываетесь, кто мог так жестоко расправиться с Фурстами? – Форма.
– Нет. Я ведь их совсем не знаю.
– Вы не считаете, что их расстреляли из-за того, что вы к ним приехали? – Костюм.
– Нет. – Наглая ложь.
– А вдруг снайперу нужны были вы? – сказал коп в форме, и даже его коллег смутил такой идиотский вопрос.
– Да, – ответил я, мрачно улыбаясь. – Но он оказался паршивым стрелком: случайный рикошет – и пять трупов.
– Наверное, та же самая резиновая пуля, которая убила Кеннеди. – Коп в повседневной одежде хохотнул и тут же смутился.
Так продолжалось несколько часов. Когда копы пришли к выводу, что я либо невиновен, либо расколоть меня невозможно, они от меня отвязались. Тем временем для меня приготовили чистую одежду, и после допроса меня отвели в душ мыться. Я слышал крики репортеров, жаждущих новостей. Когда я натягивал носки, в раздевалку вошел коп в деловом костюме. Хочу ли я пообщаться с прессой, спросил он. Я ответил коротко: нет. И поинтересовался:
– Как насчет моего имени? Они его знают?
– Нет, но утечка возможна, – ответил костюм.