Горизонты ада
Шрифт:
В главной комнате находился большой камин. Кто-то затопил его еще в начале дня, несмотря на великолепную погоду, и я уединился возле него в глубоком кресле, потому что больше не мог переносить сочувственные похлопывания по спине. Я бы ушел, но это было бы невежливо, а я ради Эллен хотел хоть раз в жизни вести себя прилично.
Я сидел у камина, смотрел на огонь, и мне никогда не было так холодно. Спустя несколько медленных, одиноких минут ко мне подошла Дебора, старшая сестра Эллен.
– Держишься? – спросила она, вытирая глаза платком. Я тупо
– Некоторые люди воспринимают подобные вещи хуже, чем другие. Рано или поздно она смирится. Просто будь рядом, когда ей понадобишься. – Банальности произносились легко. – Ты вроде в порядке, – заметил я.
Она оглянулась, желая убедиться, что никого нет рядом, затем тихо спросила:
– Помнишь Данни, моего сына?
– Конечно. Настоящий ходячий кошмар. Сколько ему, тринадцать, четырнадцать?
– Четырнадцать, – уточнила Дебора.
– Он здесь?
– Нет, он в больнице.
– Да?..
– У него рак, – сказала она так, словно открыла секрет. – То же, от чего умер отец.
Я смотрел на нее. Я не плакал с того времени, как опознал Эллен в «Скайлайте», но сейчас едва сдержал слезы.
– Это серьезно? – задал я глупый вопрос.
– Данни умирает. Его оперировали дважды, но это не помогло. Он опять в больнице. Мы не стали говорить ему про Эллен. Он скоро умрет. Через несколько месяцев мы снова наденем траур и соберемся здесь. Вот почему я так спокойна. Я готовлюсь к похоронам.
– Поэтому мама так сильно переживает? – спросил я.
– Мама ничего не знает. Мы решили скрывать от нее болезнь Данни. Другим родственникам тоже не говорили. Мы ведь живем за городом, так что видимся с ними редко. Скажем после ближайшей операции, если она тоже окажется безрезультатной. А теперь… – Дебора посмотрела на рыдающую мать. – Извини меня, – сказала она, уже не сдерживая рыданий, и поспешила прочь. Плечи ее тряслись.
Я остался сидеть возле камина, думая об Эллен, ее матери, ее племяннике Данни. Люди бродили по комнате как зомби, болтали о прошлом, работе, детях, но не об Эллен. Они не хотели говорить о покойной, как обычно бывает после похорон. Эллен покоилась на Глейд-хилл, но люди вели себя так, будто она здесь, в центре этой комнаты.
И во всем виноват я один.
Я вспоминал, как могильщики опускали в землю гроб. Слова священника, пытавшегося утешить скорбящих родственников. Стук комьев земли о крышку гроба. В гробу она выглядела как живая! Убийца не тронул ее лицо. Со стороны могло показаться, что она спит, но я-то хорошо знал, что Эллен спала с открытым ртом и весьма неспокойно. Она постоянно двигалась, ворочалась, шевелила пальцами ног. Морщилась. Но все это осталось в прошлом.
Мне нужно было что-то сделать. Охота на убийцу начнется позже, но я не мог ждать так долго. Медленно поднявшись, я нашел Боба, брата Эллен, и спросил, есть ли у него колода карт. Его моя просьба удивила, но карты он для меня отыскал. Я нашел пустую комнату и попросил Боба в ближайшее время позаботиться о
– Что происходит, Ал? – поинтересовался он.
– Доверься мне, Боб. Я хочу помочь, – ответил я.
Затем пошел разыскивать мать Эллен. Одна из теток Эллен пыталась ее утешить. Я отодвинул ее в сторону с максимальной вежливостью и взял рыдающую женщину за руку.
– Миссис Фрейзер, – сказал я, – мне очень жаль.
Она продолжала рыдать, но не сопротивлялась, когда я повел ее за собой.
– Я хочу вам кое-что показать. Эллен хотела бы, чтобы вы это увидели.
– Эллен? – В ее голосе прозвучала слабая надежда, как будто безутешная женщина поверила, что я могу воскресить ее дочь.
– Да. Сюда, пожалуйста. Это не займет много времени.
На пороге комнаты я попросил Боба никого не впускать. В глазах его отразилось сомнение, но он не стал спорить, не желая поднимать шум.
Я посадил мать Эллен на кровать и включил свет. Достал из кармана колоду карт и перетасовал их:
– Пожалуйста, следите за картами, миссис Фрейзер. Я сейчас покажу вам фокус.
– Фокус? – неуверенно переспросила она.
Я улыбнулся и положил карты лицевой стороной вверх:
– Не беспокойтесь. Это хороший фокус. Теперь выберите карту, но не называйте мне, какую выбрали.
Она нуждалась в утешении и не сопротивлялась, когда я построил мир красок, а затем связывающий с ним туннель. Внутри нее скопилось столько горя, что я не мог освободить ее от всей боли, но даже небольшое облегчение было лучше, чем ничего. Если она сможет протянуть следующие несколько дней, есть надежда, что у нее хватит сил продолжать жить дальше.
Когда я провожал ее из комнаты, мать Эллен уже не выглядела потерянной, она даже начала общаться с людьми, благодаря их за то, что они пришли, предлагая им бутерброды. Боба одолевало любопытство, но он не стал приставать ко мне, требуя ответа, только хлопнул по спине и поблагодарил взглядом.
А я вернулся к камину, мыслям об Эллен – мне удалось не думать о ней, пока помогал ее маме, но теперь воспоминания, словно в отместку, накатили волной – и долго сидел в кресле, глядя на огонь.
Наконец, слава богу, поминки подошли к концу. Я попрощался с Бобом и еще парой знакомых. Мама Эллен, обняв меня на прощание, сказала, что Эллен меня любила. И я оказался свободен и мог посвятить себя тому единственному, что теперь имело для меня значение – окончательной, кровавой и безжалостной мести.
22
Когда я вернулся, Билл, расположившись в своем жалком садике, пил пиво из банки. У его ног валялось несколько пустых банок. Я сложил свои вещи в сумку, вышел из дома и сказал Биллу, что уезжаю к себе. Ему это не понравилось, но я убедил его, что не могу оставаться с ним вечно. Он настоящий друг, без него я бы не справился, но пришла пора снова топать по жизни на своих двоих. Он предложил мне пользоваться его гостеприимством в любое удобное мне время, невзирая на обстоятельства.