Горькая полынь моей памяти
Шрифт:
– Я не гнойный рудимент, чтобы вышвырнуть меня из своей гладкой, красивой жизни, Юнусов! – кричала Натка.
Эшекь! Даже тогда его вело от раздувавшихся ноздрей и потемневшего взгляда, даже тогда он помнил тёплые колготки и всё, что было после.
Кариму и Натку свёл случай, предновогодняя толчея в магазинах.
Новый год… Новая жизнь… Новое, мать его, счастье!
– Твоё предложение в силе? – спросила Натка по телефону, сразу после отъезда Каримы к родителям.
– Да, – детали он обговорил заранее.
– Мне нужны деньги.
– А мне моя жизнь, – усмехнулся Равиль в трубку. Если бы он мог её купить… Если
Должно быть, в том конверте было письмо от Натки, должно быть, куриный бог значил для неё больше, чем все украшения, подаренные за годы связи с Равилем. Должно быть, ей было необходимо сказать прощальные слова.
Равиль порвал пакет надвое, потом ещё раз, не читая. Куриный бог выпал на сиденье, мигнув дыркой в кривом теле, как выбитым, страшным глазом. Равиль усмехнулся, подбросил ничего не значащий камень в руке и вышвырнул его на улицу – тому, кому приметы приносят счастье.
Серпантин резко огибал гору, врезаясь в пространство между скал, из-за которых смотрело сероватое, сливающееся с небом море. Равиль успел схватить руль, крутануть вправо, но фары встречной машины уже ослепили… Один оглушающий звук. Один сплошной удар.
И только где-то вдали смотрел в небо продолговатым глазом на кособоком тельце куриный бог, найденный на берегу Волги, утопающей в одурманивающем разнотравье душного лета.
*Эшекь – осёл на турецком.
Глава 56
Дамир. Южное побережье. Прошло полтора года после встречи с Элей
Солнце палило нещадно, конец сентября, плюс сорок в тени, и обгоревшие отдыхающие. Дамир с трудом сдерживал раздражение от бесконечных пробок на трассе, тянущейся вдоль моря – ярко-синего, убегающего за горизонт с белёсо-голубым небом, – и людей, вальяжно переходящих дорогу, как гуси – стайкой, вразвалку, гогоча.
Он планировал перебраться в свой дом к завершению пляжного сезона, но нервы сдали раньше. Оставаться в квартире он больше не мог, вернее, квартира рисковала исчезнуть от неиссякаемого энтузиазма Кирпича, Кирпичи, «девочки». Полная оптимизма тварь ободрала обои в прихожей и коридоре, вгрызалась в направляющие шкафа-купе, обувницу, измолола в труху несколько пуфов, на которые забиралась Серафима, чтобы завязать шнурки. Ножки итальянской кровати и, в завершении – диван, превратив последний в мелко покрошенный поролон и ошмётки натуральной кожи. Про сожранную обувь, провода, разбитый ноутбук и клубы шерсти в самых неожиданных местах Дамир не думал вовсе, чтобы не подвесить шавку на люстре.
Дамир всё понимал. Самоед – не та порода, которой будет комфортно жить в квартире, тем паче, Кирпич первый год своей жизни провела на вольных хлебах. В черте города и речи быть не могло о самовыгуле, так что Дамир дважды в день выгуливал псинку и даже примкнул к любителям дог-треккинга в надежде, что долгие прогулки с переходом на бег утихомирят воплощение нечистой силы в его жизни.
И всё же, Дамир это признавал, он любил мохнатую наглую морду, гордую обладательницу обрубка хвоста, и не так уж злился за проявления характера. И именно из-за Кирпич, в день, когда вся семья собирала по квартире остатки обивки дивана, он принял решение о переезде в недостроенный дом.
Двухэтажный, отдельно стоящий особняк был возведён по крышу, второй этаж в работе, на первом частично сделана чистовая отделка. Несколько пригодных для жилья комнат есть, его семье хватит. Главное – есть огромный вольер
Наконец-то свернув на нужный отворот, прибавил газа. Ещё несколько вихляющих закоулков, и Дамир выскочил на прямую автостраду, чтобы остановиться через несколько минут. Рядом с припаркованным на обочине красным Вольво и притёртой этим самым Вольво Хондой Цивик на низкопрофильной резине – развалюхой, купленной погонять и убить при первой же возможности. У красного авто толпились парни, отчаянно жестикулируя, толкаясь у капота, они выкрикивали оскорбления в адрес водителя, спрятавшегося в комфортабельном салоне. В стороне стояли блюстители порядка, флегматично поглядывая на представление.
Дамир встал у бокового окна, посмотрел внутрь салона.
– Что, права купил, а ездить купить забыл? – услышал за своей спиной, скрипнул зубами, прищурившись. Щёлкнул ногтем по стеклу. Покосился выразительно на девушку, вцепившуюся в руль, та покосилась на Дамира и, наконец, соизволила открыть центральный замок.
– Не начинай! – глухо произнесла Карима.
Он и не собирался начинать, если начнёт, его не остановит ни мировой потоп, ни огненный смерч с небес.
Он оглядел сестру. Бледная, даже летом, в разгар жары – она бледная. Волосы собрала в косу, как когда-то в школе, косметика, браслеты на тощих запястьях, огромные, впавшие глаза, острые скулы и торчащие ключицы. Бизнес-леди, чтоб шайтаны драли за косы и саму леди, и её бизнес-планы.
Поначалу всё выглядело невинно. Карима водрузила на участке позади дома теплицу и засадила её цветами. «На продажу», как пояснила сестра. Дамир, напрочь занятый другими делами, пропустил мимо глаз инициативу сестры. Знал бы во что выльется – выпорол бы лично, позабыв либеральный настрой.
Поначалу букеты покупали охотно. Карима открыла небольшой магазинчик, пользующийся популярностью, однако цветы – не первая необходимость, «бизнес» шёл ни шатко, ни валко, да и хозяйке не слишком-то шла роль деловой дамы. Больше времени она тратила на составление букетов, чем на бухгалтерию, что не могло не сказаться на доходе.
К удивлению Дамира, на помощь пришёл отец, решивший помочь дочери. Он вложил средства и подсказал идею. Нынче Карима – владелица нескольких больших теплиц, где круглый год растёт зелень от простой петрушки до листовых салатов: руккола, латук, шпинат или романо. Она наладила поставки в несколько сетевых универсамов и ресторанов побережья и теперь была погружена в решение деловых вопросов по самую тощую, как у семиклассницы, шею.
Получила права, оплатила услуги инструктора, купила безопасную машину, вот только «ездить» купить забыла. С крупной моторикой и концентрацией внимания у Каримы было плохо. Очень плохо. Из рук вон отвратительно! А на водителя у неё, видите ли, не было средств! Иногда казалось – она издевается над окружающими! Форменным образом издевается, выматывает нервы, накручивает на кулак и тянет, с остервенелой жестокостью. Но стоило глянуть на это тощее, прозрачное существо с огромными глазами на бледном лице, и становилось понятно – издевается Карима над собой. С цинизмом и жестокостью.