Горький хлеб (Часть 3)
Шрифт:
Яким повел широким плечом - стрелец отлетел в сторону.
– Не замай, стрельче, сам пойду.
Угличанин поднялся на помост. Ветер взлохматил черную, как деготь, бороду, седеющие кудри на голове.
Палач приосанился, ловко и игриво подбросил и поймал топор в воздухе.
– Клади голову на плаху, Якимка.
Тяглец сверкнул на палача очами, молча повернулся лицом к колокольне Ивана Великого, истово перекрестился, затем низко поклонился народу на все четыре стороны,
– Прощайте, православные. От боярских неправд гибну, от Бориски злодея...
К посадскому метнулись стрельцы, поволокли к палачу. Яким оттолкнул служивых, сам опустился на колени и спокойно, словно на копну мягкого сена, положил голову на плаху.
Палач деловито поплевал на руки и взмахнул топором. Голова посадского глухо стукнулась о помост.
Болотников сжал кулаки, кровь прилила к смуглому лицу, и на душе все закипело, готовое выплеснуться горячими и злыми словами в угрюмую, притихшую толпу.
– Уж больно ты в лице переменился. Идем отсюда, Иванка.
– Смутно мне, Афоня. Впервой вижу, как без вины человека жизни лишают и топором голову рубят. Отчего так все горько на Руси? Где ж правда?
– Правда у бога, а кривда на земле, парень. Уж такое дело сиротское, вытаскивая молодого страдника из толпы, сказал бобыль.
– Да нешто так жить можно: все терпи и назад оглядывайся, - зло проговорил Болотников.
– А ты близко-то к сердцу все не примай, Иванка. Оно и полегче будет. Плетью обуха не перешибешь...
Глава 32
ОСЛУШНИКОВ В ПОДКЛЕТ!
На Никольской улице, возле государева Печатного двора, Афоня Шмоток спросил посадского в синей однорядке:
– Не скажешь ли, милок, где тут хоромы князя Андрея Андреевича Телятевокого?
– За Яузой, на Арбате, на Воронцовском поле, близ Вшивой горки, на Петровке, не доходя Покровки, - озорно прокричал посадский и шмыгнул в переулок.
– Будет брехать, типун те на язык, - крикнул ему вдогонку Афоня и заворчал.
– Ну и народец, ничего толком не дознаешься.
Спросили старичка в драном армяке, с холщовой сумой за плечами. Тот молча указал на монастырь Николы Старого, за которым виднелись богатые хоромы царева стольника Телятевского.
Наряден и причудлив рубленый терем. Башни узорчатые, кровли живописные, над крыльцами шатровые навесы, с витыми столбами, затейливые решетки да резные петухи.
Гонцы подошли к бревенчатому тыну. Болотников постучал в калитку. Из открывшегося оконца высунул пегую бороду старый привратник.
– Кого надось?
– Дозволь к князю пройти, батюшка, - просяще вымолвил Афоня.
– Ишь чего захотели, князя им подавай! Велико ли дело у вас к государю нашему?
–
– Недосуг нонче Андрею Андреевичу. Только и дел у него мужиков принимать, - строго вымолвил привратник и захлопнул оконце.
– Деньгу доставай, Иванка, иначе не допустит. Здесь на Москве и шагу без денег ступить нельзя, - шепнул Болотникову бобыль и вновь забарабанил в калитку.
– Уж ты допусти к князю, батюшка. Дело наше неотложное. Прими от нас полушку за радение.
Привратник высунул в оконце руку, зажал в пятерне монету и показал гонцам куклш.
– Ишь чего удумали. Нешто доступ к князю полушку стоит, - хмыкнул в пегую бороду привратник и, вдруг, страшно выкатив глаза, закричал, потрясая кулачищем:
– А ну плати алтын, а не то собак со двора спущу, нечестивцы!
– Ну и дела, - сокрушенно качнул головой Болотников. Однако пришлось снова раскошеливаться.
Привратник после этого заметно потеплел, распахнул калитку и окликнул возле терема статного парня в легком темно-зеленом кафтане.
– Якушка! Допусти мужичков к князю.
Челядинец сошел с красного крыльца, неторопливо, поигрывая кистями рудо-желтого кушака, окинул пытливым зорким взглядом гонцов и приказал распахнуть кафтаны.
– Али мы лиходеи какие? Нет при нас ни ножа, ни пистоля, - проговорил Афоня.
– Кто вас знает. Из Богородского села что ли наехали? Ну, айда к князю, - весело проронил Якушка.
Челядинец, однако, в терем не пошел, а повел страдников вглубь двора, где раскинулись многочисленные княжьи службы, конюшни, поварни, погребки, клети, мыльни и амбары. Затем потянулись заросли вишневого сада.
– Ты куда это нас ведешь, молодец?
– недоумевая, спросил Афоня.
– Иди и не спрашивай, - оборвал бобыля Якушка.
В глубине сада, возле темного замшелого приземистого сруба, высокий мужик в белой полотняной рубахе и кожаных сапогах махал широким топором по толстенной и сучковатой дубовой плахе.
Дровосек взмахнул раз, другой, но кряж неподатлив. У мужика аж вся спина взмокла.
Якушка остановился в шагах пяти от дровосека, предупредительно поднял палец над головой. Болотников пожал плечами, присмотрелся и высказал громко:
– Разве так плаху колют, друже? Ты ее комлем вниз поставь да вдарь как следует меж сучьев.
Мужик воткнул топор в кряж и обернулся. Гонцы оторопели: перед ними стоял князь Андрей Телятевский. Слыхано ли дело, чтобы государев стольник мужичью работу справлял. Не зря, видимо, в народе говорят, что с чудинкой бывает князь Телятевский.