Горький шоколад

Ринка Кейт

– Боже, да!
– вырвалось у нее.
– Я всегда хотела именно этого, и только тебя.

Ее пальцы смяли его шею, а ножки обхватили крепкий торс, желая больше никогда не отпускать. Но в этот момент Алан и сам не торопился покидать ее.

– Я знаю, - услышала она резкий ответ.

Упершись лбом в ее висок, он медленно вышел из нее и снова заполнил собой одним мощным движением, срывая с ее губ очередной восторженный стон. Но с каждым новым толчком плоти усиливался его напор, так что вскоре от нежности не осталось и следа. Только Еве и самой

было не до нее. Только не сейчас, когда внутри все жгло от возбуждения и недостатка в этом мужчине, которого ей даже сейчас было мало. Она могла только чувствовать его жар, его тело, его дыхание, его мощь, а все силы уходили на попытки удерживаться на месте и дышать. И в каждом движении ощущалась его злость - в каждом резком толчке бедрами, в каждом захвате требовательных губ, в каждом нажиме ладоней и пальцев, обещавших оставить на коже синяки. И эту злость подтверждали его бездонные глаза, которыми он смотрел на нее с пеленой страсти и гнева. И в этой злости он был великолепен.

– Люблю тебя...
– выдохнула Ева ему в губы, когда он в очередной раз толкнулся в ее лоно.

Алан простонал, сбиваясь с ритма.

– Замолчи, прошу тебя, замолчи, - едва не взмолился он, в довершении к этому затыкая ей рот жадным поцелуем и быстро подстраиваясь под прежний ритм.

И этой перемены его движений ей хватило, чтобы рассыпаться на ярчайшие вспышки незабываемого удовольствия. А вслед за ней в этом удовольствии содрогнулся и Алан, безудержными толчками вышибая из нее прерывистые стоны...

После такого приходить в себя оказалось непросто. Дрожь в теле не желала униматься, а мозг - осознавать происшедшее. Внизу живота задергалась ноющая боль, но она была вполне терпимой, и даже казалась Еве достойным напоминанием того, что сейчас было.

"Невероятно! Боже мой! Как это невероятно!" - восторженно ликовало ее сознание.

Только Алан ее восторг не разделял. Одной рукой притянув Еву к себе, он крепко обнял ее за плечи.

– Мать твою, Ева...

– Оставь мою маму в покое, - нашла она повод для шутки.

– Я тебя когда-нибудь грохну, - прорычал он ей на ухо.
– Если, конечно, ты не добьешь меня первой. Вот скажи мне, зачем? Зачем нам это все нужно?

– Ты прекрасно знаешь ответ.

– Я ни черта не хочу знать!
– гаркнул он, поворачивая голову, чтобы посмотреть в ее глаза.

Ева сглотнула обиду от этих слов, но стойко выдержала гневный взгляд.

– Это все не нужно ни тебе, ни мне. И хватит меня выводить, Ева, ты сама прекрасно знаешь, почему я так говорю. Мне же нечем ответить на твои чувства. Зачем ты вынуждаешь меня делать тебе больно? Зачем?!

Вот теперь действительно стало больно. Опустив голову, она уткнулась носом в его шею. Опять он говорит ей все те слова, от которых у нее уже на сердце оскомина.

Алан выругался.

– Прости, - попросил он уже пониженным тоном, снова прижимая ее к себе.
– Я был так же непростительно груб, как ты невыносимо обольстительна. Выросла же, зараза,

на мою голову. Мало тебя драли в детстве, - сокрушался он, и в тоже время спрашивал: - Ты в порядке? Болит где-нибудь?

– Нет.

– Не ври мне.

– Я сказала - нет!
– гаркнула в ответ Ева.

Алан повернул к себе ее лицо, заглянул в глаза, провел пальцем по щеке и снова сдержанно повторил:

– Прости.

Большой палец его руки нежно погладил скулу, невольно заставляя таять. А во взгляде Алана появилась обеспокоенность:

– Ты хоть понимаешь, что мы сейчас сделали?

– И что же, по-твоему?

Но Алан не ответил. Он долго смотрел на нее, заправляя выбившиеся пряди волос ей за ухо, потом поцеловал в щеку и тихо сказал:

– Приводи себя в порядок, позже поговорим.

Выпустив ее из объятий, он вышел. И Еве резко стало холодно. Закусив губу, она подавила желание разреветься, причем сама не знала толком, от чего - от счастья или от горя. Немножко не так она себе все представляла, хотя бы реакцию Алана. Впрочем, чего она еще ожидала? Что после секса он влюбится в нее, расторгнет помолвку и упадет ей в ноги?

– Пфф, дура ты наивная, - тихо сказала она сама себе, потому как больше это сделать было сейчас некому.

От подобного разочарования стало еще горче, потому что Еве начало казаться - что бы она ни делала, ей не поможет уже ничего. И на этом ее прорвало. Безудержные слезы полились ручьем. Она так устала за последние дни, да что там дни - годы, что уже невозможно было стойко выносить эмоции. Алан со своим игнорированием ее чувств, его помолвка, проблемы на каждой работе, бесконечные тренировки, нервы перед конкурсом, какие-то левые наркотики, и лишь крохи, или скорее подачки, необходимого ей тепла, чтобы со всем этим справиться.

Зажав рот рукой, Ева сползла со стиральной машинки, встав на пол, и закрыла дверь. Она совсем не хотела, чтобы Алан видел ее истерику. Хоть какая-то частичка гордости в ней еще оставалась. Зайдя в душ, она включила воду, и позволила себе тихо выплакать все то, что рвалось сейчас наружу, всю радость от первой и долгожданной близости с любимым, и всю боль от понимания, что это, скорее всего, больше не повторится. Как простой мужчина, Алан попросту может ее не захотеть. Да и кто она ему - подруга, да и только, когда очень скоро у него появится законная жена, а вместе с ней и куча маленьких детишек...

"Дети! Боже, у них же будут дети!" - с ужасом приняла Ева очевидное осознание, которое крестом перечеркивало все ее хрупкие надежды на счастье...

Ева решила взять себя в руки только тогда, когда Алан постучал в дверь. Она вылезла из душа, вытерлась махровым полотенцем, натянула все ту же футболку Алана, которую надела вчера без его спроса, и вышла из ванной комнаты. И плевать уже было, что от слез у нее покраснело и припухло лицо. Это пусть видит на здоровье!

– Садись завтракать, - не глядя в ее сторону, сказал он, встречая на кухне.