Горький ветер свободы
Шрифт:
От Астароли мало что осталось. Нападавшие разрушили большую часть города и разграбили все, что только можно было разграбить. Увы, Астароль была городом небольшим, но при этом богатым. Внушительной армией вследствие своих размеров не обладала. Наверное, было предсказуемо, что однажды этим воспользуются. Подкрепление из столицы прибыло слишком поздно. Нападавших изгнали, но к тому времени многие районы города успели фактически сравняться с землей.
Когда вернулся первый гонец и Данте лично пришел сообщить мне плохие новости, я думала, что расплачусь. Приготовилась сдерживать слезы и даже подумала о том, что, если это не удастся, можно будет отойти за стеллажи под тем предлогом, что мне нужно найти книгу по срочному заказу. Но слез, как ни странно, не было. Возможно, потому, что подсознательно я была давно готова к таким новостям. А может быть, никакие новости не могли потрясти меня сильнее, чем вид собственной
Нет, я не плакала. Я лишь сидела, уставившись в одну точку, и слушала, а когда Данте договорил, просто кивнула в знак того, что все поняла, благодарна за информацию и он может идти. Он ушел не сразу. Какое-то время стоял, прислонившись плечом к стене, и якобы рассматривал книжные полки, а в действительности наблюдал за мной. Я отлично это знала, но почему-то данный факт не раздражал меня и не смущал. Наоборот, от присутствия Данте было как будто чуть теплее. Именно от такого – молчаливого, неназойливого, почти незаметного. Без утешений, без соболезнований и без попыток отвлечь глупыми шутками или разговорами на отвлеченные темы. Я же просто сидела и долго смотрела в одну точку, в то время как мой мысленный взор блуждал по улицам, которых уже несколько недель как не существовало на этом свете. Я заглянула в булочную, которая давно уже сгорела, прошлась по аккуратной и чистой набережной, с которой дети никогда уже не будут любоваться на проходящие мимо корабли, купила пару леденцов в кондитерской, которую давно сровняли с землей…
Выходит, у меня действительно не осталось прежнего дома. И если хоть какой-то дом был, то только здесь, в Галлиндии. А был ли? Пока я и сама не знала ответа на этот вопрос.
Помимо Данте, сообщавшего мне впоследствии более точную информацию об Астароли, обнаружился еще один источник новостей. Как– то раз ко мне зашел дон Бенвенуто Росси. Лекарь был очень расстроен и казался постаревшим лет на десять. Когда я спросила, в чем дело, он рассказал, что его старый друг Ренуар Скотт, преподававший на кафедре медицины Северного астарольского университета, как выяснилось, погиб во время атаки на город. Видимо, интуитивно почувствовав, что никто не поймет его в этой боли так, как я, он пришел в библиотеку. И еще долго сидел, попивая то прихваченное с собой вино, то принесенный Бьянкой чай и рассказывая мне о больших научных достижениях своего друга, а также о тех проказах, которые они вместе совершали в юности.
Он ушел, а я долго еще оставалась под впечатлением от этих историй и все думала о том, кто из моих собственных университетских знакомых остался в живых, а кто – нет. Хотя бы за тех немногих, что успели разъехаться из Астароли до вторжения, я могла быть относительно спокойна.
И, взяв лист бумаги, я снова принялась выводить на ее белизне синий узор слов:
Сидел в высокой башне звездочет. Имел он и достаток, и почет, Но вряд ли отдавал себе отчет, Насколько были знания полезны. Он часто запирался изнутри И целый час, а может, даже три, Нередко – от заката до зари В темнеющую вглядывался бездну. В час волка, скорпиона и совы, Порой цветенья ведьминой травы Он вглядывался в звезды, но увы, Они давать ответа не хотели. Но он трудился с ночи до утра, В любую непогоду и ветра, И в зиму, что на облачность щедра, И в самые суровые метели. В высокой башне не было окон, Но слишком много ставилось на кон: Столь важный он исследовал закон, Что недосуг задуматься о стуже. Он все искал последнюю черту, Меж небом и землею на мосту. В высокой башне, будто на посту, Он жил – и мир покинул на посту же. Знал больше всех живущих, ну так что ж? Он думал, что цена познаньям – грош, Покуда самой сути не найдешь. И, с каждым днем все более печально, Забыв о выполненье прочих дел, Он в небо необъятное глядел, Как будто силясь высчитать предел Вселенной, беспредельной изначально. Шло время. Звездочета больше нет. Он за собой оставил яркий след, Его со школы знает целый свет: В большом долгу небесная наука. Но есть загвоздка важная одна, И в этом не ученого вина: За редкие открытия цена — Вседневное отчаянье и мука.В тот день Данте перехватил меня в коридоре.
– Сандра! Можно с тобой переговорить?
– Конечно.
Благо его покои находились недалеко, мы прошли в располагавшуюся там гостиную.
– У меня есть к тебе одна просьба, – сказал он, когда мы уселись друг напротив друга (я, по собственному выбору, в кресло, он – на диван). – Это никак не вписывается в сферу твоих обязанностей, но твоя помощь может оказаться для меня очень важной.
– Сделаю все, что в моих силах, – не задумываясь, ответила я.
Он кивнул в знак признательности.
– Слушай. В ближайшее время в армон приезжает гостья. Ее зовут Айгуль-ханум. Она – старшая дочь Текер-бея, человека, довольно известного среди арканзийской знати.
– Это званая гостья? – нахмурилась я, уже подозревая, каким будет ответ.
Не так чтобы, – усмехнулся Данте. – На днях мне написал ее отец – попросил предоставить ей кров, когда она будет проезжать через мои земли по дороге в галлиндийскую столицу. Дескать, девушка отправилась навестить свою дальнюю родственницу, а Текер-бей волнуется и хочет обеспечить дочери максимально комфортные условия во время поездки.
– Но тебя в этом что-то не устраивает, – отметила я. – Что именно? То, что она из Арканзии? Думаешь, таким образом бей хочет за тобой пошпионить?
– Сомневаюсь, – покачал головой Данте. – В этой стране не принято использовать для подобных целей женщин, тем более знатных. Но ты права: я не слишком доволен таким поворотом. И дело даже не в национальности гостьи. Ты знаешь, я недолюбливаю арканзийцев.
– Ты это мне рассказываешь? – хмыкнула я, намекая, что мое собственное отношение к подданным Арканзии куда как хуже.
– И тем не менее в данном конкретном случае проблема в другом, – продолжал Данте. – В конце-то концов, знатной молодой женщине действительно негоже останавливаться на постоялых дворах сомнительной репутации, и дать ей приют – мой святой долг, на что и напирает в письме ее отец.
– Но… – подтолкнула его к продолжению я.
– Но штука в том, что я кое-что знаю про Текер-бея, – заметил Данте. – Например, то, что ехать из его имения в нашу столицу через мои земли – значит делать огромнейший и совершенно неоправданный крюк. Неоправданный – если, конечно, для этого нет другой причины, не указанной в письме. Кроме того, я никогда не слышал, чтобы у этого семейства были родственники в Галлиндии, пусть даже дальние. Да и вообще, отправлять незамужнюю девушку в путешествие одну – пускай со слугами и рабами, но без присмотра родственников мужского пола, с точки зрения арканзийцев, совершенно недопустимо. И тот факт, что отец Айгуль-ханум пренебрег столь строгим правилом, наводит на определенные мысли.
Я задумчиво водила подушечкой одного пальца по накрашенному бледно-розовым лаком ногтю другого.
– Незамужняя девушка в гостях – это ведь большая ответственность, – проговорила я. – Малейшая неосторожность со стороны хозяина-мужчины, случайное несоблюдение этикета, неудачное стечение обстоятельств – и гостья уже скомпрометирована.
– И что остается в этой ситуации делать хозяину? – подхватил Данте, улыбнувшись моей догадливости. – Конечно же, жениться на бедняжке.
– В противном случае он наносит страшное оскорбление самой девушке, ее отцу, а заодно и всей арканзийской знати, – приняла эстафету я. – Да и среди галлиндийцев приобретает репутацию человека бесчестного. При этом такой пустячок, как смешанное месторождение магических камней, отлично примирит обиженную сторону с «незапланированным» браком.
– Красивая схема, правда? – Данте говорил таким тоном, будто описываемая ситуация вовсе и не касалась его лично и он просто давал высокую оценку чьей-то изобретательности.
Это его спокойствие немного меня нервировало.
– А… ты сам не рассматриваешь вариант на ней жениться?
Я постаралась задать этот вопрос как можно более небрежным тоном.
– На арканзийке? – изогнул брови Данте.
– Фи! Ты не можешь отвергать женщину из-за ее национальной принадлежности. Это нехорошо и не по-джентльменски, – попеняла я, с трудом удерживаясь, чтобы не запрыгать от радости.