Горький ветер
Шрифт:
— Боюсь, зрение не вернется к тебе.
— Ладно. Я знаю, нечего и ждать. Это просто желания.
Однажды, выйдя в сад, чтобы собрать оставшуюся фасоль, Линн снова увидела Эмери Престона, выходившего из леса Скоут. Он немного постоял, глядя на нее в нерешительности, а потом пошел в сторону Хантлипа. Она решила не говорить Тому, но в следующий раз, когда ее отец приехал проведать их, она отвела его в сторону и все рассказала.
— Не знаю, чего он хочет. Полагаю, чтобы заставить нас почувствовать
— Я поговорю с ним, — сказал Джек. — Я скажу, чтобы следил за своими чертовыми делами.
— Не думаю, что стоит ругаться с ним.
— А кто говорит, что я собираюсь ругаться?
— Отец, я тебя знаю.
— Когда имеешь дело с такими, как Эмери Престон, не стоит надевать лайковые перчатки. Им нужно дать понять напрямик.
В следующий вечер Джек пошел в «Розу и корону» после работы. Он разговаривал с Эмери, не обращая внимания на толпу вокруг.
— Чего ты все время ошиваешься возле Пайкхауса?
— Это свободная страна. Делаю, что хочу.
— Тогда слушай сюда! — сказал Джек. — Если у моей дочери или у Тома Маддокса будут из-за тебя неприятности, ты мне за это ответишь. Я не слишком нежный с такими бандитами, как ты, Престон, так что поберегись!
Джек ушел. Эмери повернулся к клиентам:
— Этот парень, Мерсибрайт, думает, что он большая шишка. А он только простой работник на ферме Аутлендз!
— А чем тебе не нравятся работники? — сказал Билли Ратчет, обидевшись. — Джек парень что надо. Мне его жаль, дочь так неожиданно ушла к Тому Маддоксу и теперь родит незаконного ребенка.
— Не надо мне рассказывать! — сказал Эмери. — Я знаю, что они там делают. Я ходил туда и все видел сам. Но вот что они оба сделали, так это избавились от Тилли. И скоро я узнаю, что произошло.
— Зачем? Твоя Тилли сама хороша, — сказал Норман Рай, сидящий за одним из маленьких столиков. — Сбежала с этим коммивояжером, здорово?
— Эту историю выдумали! Но у меня есть свои соображения на этот счет, и я не успокоюсь, пока не узнаю больше.
— О чем это ты, Эмери?
— Придет время, и вы скоро сами узнаете.
Эмери пошел и налил себе пинту пива. Он осушил кружку на три четверти, а от остального у него побелели усы. Трое сыновей наблюдали за ним. Посетители переглядывались в полной тишине.
В теплое сентябрьское воскресенье к «Розе и короне» подъехала машина, и из нее вылез молодой человек, вспотевший и с покрасневшим лицом. Он запер дверцу, скорчил рожу собравшимся вокруг детям и взглянул на часы. До закрытия было пять минут.
Метью, возившийся за стойкой, позвал отца к окну.
— Это он, — сказал он. — Этот коммивояжер. Вон в машине лежат щетки.
— Ты уверен, что это тот
— Абсолютно.
Когда молодой человек вошел, оглядываясь на посетителей и приглаживая волосы ладонью, Эмери встал за прилавок.
— Ваше имя, случаем, не Тримбл?
— Честное слово! У вас, сельских, такая память!
— Так или нет? — потребовал Эмери.
— Да, разумеется, — ответил он, оказавшись наполовину лежащим на прилавке, потому что громадные ручищи Эмери вцепились ему в отвороты куртки. — Боже правый! В чем дело? Вы что, напились, или с ума сошли, или что еще?
— Куда подевалась моя дочь Тилли? — Не знаю, о чем вы говорите.
— Дело в том, что она уехала с тобой на этой нарядной машинке, которая там стоит. И если это правда, мистер Тримбл, я переломаю все твои вонючие кости!
— Конечно, неправда! Я вообще никогда не был знаком с вашей дочерью Тилли.
— Вы ее хорошо знаете. Вы ей продавали щетки в Пайкхаусе.
— Я продавал? Боже мой, дайте подумать! Пайкхаус, вы сказали? Ну да, точно. Это маленький домик по дороге к Нортону. Женщину звали миссис Маддокс.
— А что еще вы помните?
— Ничего, уверяю вас! Я заезжал туда раза три-четыре, согласен, и продал миссис Маддокс несколько маленьких принадлежностей для дома. Но то, что вы говорите, просто чудовищно, и я требую, чтобы вы отстали от меня!
— Чудовищно, вот как? — вскипел Эмери. — Вы хотите сказать, что это чертовы враки?
— Естественно! И хотел бы я знать, кто это выдумал! Я женатый и счастливый в браке человек. Я могу показать вам фото моей жены и детей. Я могу привести людей, которые поручатся за меня…
— Ничего, — сказал Эмери. — Ответьте только еще на один вопрос. Почему вы уехали отсюда так внезапно, когда вам были должны деньги ваши покупатели?
— Я заболел. Я приехал с гриппом и чуть было не умер. Если бы не моя жена, Господи, благослови ее, которая сидела со мной неделями, меня бы уже не было здесь сейчас.
— Действительно? — сказал Эмери. — А теперь вы вернулись собирать долги? Вы еще надеетесь, после стольких месяцев?
Он немного отпустил Тримбла, но продолжал смотреть на него подозрительно.
— У вас есть карточка, которую вы могли бы мне оставить?
— Нет-нет, — сказал Тримбл. — Мне до сих пор не могут их отпечатать. — Он одернул топорщившуюся одежду и заправил галстук под куртку. Потом окинул взглядом посетителей. — Но я могу написать свой адрес, если хотите, а также подтвердить все, что сказал вам.
— Да, давайте, — согласился Эмери, глядя, как Тримбл пишет дрожащей рукой свой адрес на клочке бумаги. — Я, кажется, обознался. Извините, что примял вас немного, но не моя вина, что вас обвинили в том, чего вы не делали. Можете поблагодарить моего зятя.