Гормон счастья
Шрифт:
— Это все мне известно. Откуда вы знаете про Иванова?
Какого еще Иванова, промелькнуло в моей голове… Уж не…
— Я был его близким другом, — сказал Корсаков. — Я потерял с ним контакт, когда его посадили в тюрьму.
— Это было давно… — выговорил губернатор, проводя рукой по лбу.
— Да, давно. Все эти годы он прятался где-то здесь, в Тарасовской области. А вчера позвонил мне. И сказал, что вам он тоже позвонил.
Губернатор откинулся на спинку кресла и тяжело выдохнул. Внезапно мне показалось, что он сейчас потеряет сознание.
— Да, он звонил, — хрипло произнес Дмитрий Филлипович. — Звонил. Я потому и хотел удержать Игоря, потому
И тут в моем мозгу что-то щелкнуло, и все стало на свои места.
Нет, у меня не было доказательств, что я расставила все акценты и всех действующих лиц верно. Но за доказательствами далеко ходить и не надо — они сидели здесь, передо мной, два живых доказательства: одышливый, с пунцовым лицом, близкий к обмороку толстяк и напротив него напряженный, как струна, сумрачный мужчина с тусклыми серыми глазами.
— Володя, — проговорила я, — так, значит, рассказанная тобой история произошла здесь, в Тарасове?
— Да, — ответил он, — здесь. Я потому и рассказал тебе ее, что Роман позвонил мне. Не знаю, откуда у него номер моего мобильника… равно как и номер личного мобильного Дмитрия Филипповича. Но он позвонил. И сказал, что ему понравилось мстить.
— Граф Монте-Кристо… — пробормотал губернатор. — Ублюдок! Убить… так зверски… собственного отчима, а потом… потом…
Да, услышанная мной вчера жестокая «сказочка» про романтичный коктейль «Роман и Джульетта» имела реальных прототипов. Роман — это Роман Иванов, позавчерашний и сегодняшний убийца. Отчим Романа — не кто иной, как гендиректор «Диаманта» Войнаровский. Партийный деятель и отец Юли-»Джульетты» — нынешний губернатор Тарасовской области Дмитрий Филиппович. И, соответственно, брат Юли, который был самый неприглядный персонаж во всей истории — погибший только что сын губернатора Игорь.
Вот это да!
Значит, смерть Войнаровского не имела прямого отношения к его бизнесу? И два убийства — чисто семейная разборка, корни которой уходят в трагическую историю пятнадцатилетней давности?
Хотя не стоит торопиться и делать окончательные выводы. Подгадать убийство к моменту приезда Лозовского, причем убийство гендиректора «Диаманта»… ведь это чистой воды подстава. Н-да… невеселые дела.
— Я знал Романа Иванова, — продолжал между тем Корсаков. — Знал о его любви к вашей, Дмитрий Филиппович, дочери. Вы сами еще до конца не информированы о ее судьбе…
Холодная фраза «не информированы о судьбе» неприятно резанула мой слух…
— Когда я узнал, что Игоря выпустили из СИЗО, то подумал, что ему может угрожать опасность. Откровенно говоря, я не собирался разыгрывать из себя благодетеля. Просто подозревал, что Иванов неадекватен психически. И может быть опасен. Причем опасен для любого, кто имеет отношение к тому, что произошло много лет назад: для вас, для Игоря, даже для меня и Ромы Лозовского… Ведь он и познакомил Иванова с вашей дочерью…
Губернатор скрипнул зубами.
— Откровенно говоря, я не собирался сдавать Иванова органам, — голос Корсакова оставался спокойным, даже каким-то монотонным. — Хотел подстеречь, поговорить с ним… Я бы просто отправил его на лечение за границу. Вот так. Но он сам, кажется, выбрал свою судьбу.
— Как же вы его выследили? — спросил Дмитрий Филиппович.
— Да очень просто. Я рассуждал следующим образом: если Роман не убил Игоря, встретив его после убийства отчима возле дачи Войнаровского, то он просто рассчитывал, что его подстава сработает и что Игоря посадят. Наивная мысль. Хотя… Этот расчет оправдался бы, не будь вы, Дмитрий Филиппович, губернатором. Но Игоря выпустили; я понял, что теперь Иванов вознамерится до него добраться, рассудив так: не удалось отправить его в тюрьму тогда — так в могилу.
Невыразительные серые глаза Корсакова при этих словах блеснули, словно из тусклых жестяных ножен показались два сверкающих клинка. И лицо Владимира сразу помолодело, одушевившись какой-то удивительной внутренней подсветкой. Видно, угли давней кровавой драмы еще не потухли в его душе.
— Конечно, во всем присутствовал определенный элемент везения, — продолжал он. — Ничего бы не сложилось, если бы я не увидел Иванова возле «Каллисто». Сегодня он позвонил мне еще раз. Был краток: сказал, что срок платежа истек. Я даже по голосу его понял, что он болен. Болен, естественно, психически, а не физически. Если бы он не был крепок физически, не сумел бы расправиться с охраной Войнаровского, как повар с картошкой. Я распорядился выяснить, откуда звонили. Оказалось — из автомата напротив «Каллисто». Меня аж обожгло изнутри, когда я услышал про название агентства. Рванул сюда.
— И… что?
— Я увидел его почти сразу. Вычленил из толпы, так сказать. Он шел к ресторану, обошел его с другой стороны. Не тыкался слепо, а шел уверенно. Наверно, и пути отступления наметил заранее. Я выскочил из машины, побежал за ним, но его уже не было. Как позже выяснилось, он зашел в подъезд соседнего дома, чтобы залезть на крышу. Собственно, я сразу предположил такой вариант, и, как оказалось, был прав: подняв голову, увидел, как какой-то человек перепрыгивает на карниз «Каллисто» с крыши дома, за которым я наблюдал. Это был, конечно, Роман. Я хотел было крикнуть ему, чтобы он не глупил, но не стал этого делать — решил просто взять его. И полез за ним…
Губернатор «глотал» слова Корсакова, как вытащенная на берег рыба глотает воздух, пытаясь выудить из него спасительный кислород. Он даже подался вперед, вонзив в бледное лицо телохранителя Лозовского горящий взгляд круглых, чуть навыкате, глаз.
— …Я никогда так не спешил. Но не ожидал, что Иванов сработает так быстро. Я прошел его путем и наткнулся в запертую дверь. Он явно прошел через нее, потому что другого выхода не было. На всякий случай я все-таки осмотрел лестницу — никого. Значит, мое первоначальное предположение было верным: Роман прошел здесь, открыв дверь, по всей видимости, отмычкой. У меня отмычек не было, только булавка из галстука, так что пришлось повозиться. Я уже почти открыл замок, как за дверью послышались почти едва слышные шаги. Я бувально влетел на пролет выше. Дверь отворилась, вошел Роман. И тут же из-за двери раздался женский вопль. Дальнейшие действия Иванова только подвердили мое мнение, что у него не все дома: ему бы побыстрее удрать с места преступления — а что преступление уже совершено, я не сомневался! — так нет: он встал возле двери и слушал, какой переполох поднялся с той стороны, в коридоре.
Корсаков провел рукой по лбу и закончил свой рассказ:
— Мне тяжело говорить об этом, Дмитрий Филиппович. Ведь я предупреждал, что вы многого не знаете. Как я уже говорил, мне совсем не хотелось «сдавать» Романа, хотя я мог это сделать. Я решил обезоружить его и захватить с собой. Ведь он когда-то был моим другом. И мне очень жаль его. Дело в том, что ваш сын действительно причинил Иванову много зла. Да и вы тоже, Дмитрий Филиппович.
Губернатор хотел что-то сказать, но никак не мог. На его шее вздулись жилы, ему явно было дурно. И он с трудом выдавил из себя вопрос: