Горный поход
Шрифт:
— Курсанты! Не подкачать сегодня на стрельбе!
— Курсанты! Как идем? Где равнение? А еще курсанты…
— Курсанты! В нашей курсантской семье случился такой позорный случай… Не можем терпеть…
О полковая школа, кузница младших командиров, родина и колыбель их, курсантский университет, где обучают всяким наукам и хитрой технике, и мудрой политике, и кропотливой топографии, и ловкой физкультуре!
Быстро проходит год в школе. Экзамен, и на свои петлички курсант с гордостью и стыдливой важностью цепляет два или даже три треугольника.
Ах треугольники! Их не достанешь в наших местах. Приходится рисовать химическим карандашом, расплывающимся под первым дождем и окрашивающим малиновые петлицы в неописуемый цвет.
Так рождается младший командир.
Все чаще и чаще отделению приходилось действовать самостоятельно: то посланное в разведку, то в охранение, то приданное другому взводу, то оторвавшись в бою.
Отделенный командир вел людей, а голова его ломалась на части. Как жалел он тогда, что плохо учил в школе кропотливую топографию. Вот в руке схема, а на местности что-то получается другое. Как жалел он, что еще маловат его тактический кругозор: вот стреляют там, тут… Кто? Свои? Чужие? Не разобраться в этом.
Но он уверенно вел людей, и крепкая башка бывшего курсанта выручала. И отделение приходило благополучно во взвод, и во главе его шел еще более окрепший отделком.
На походе, как никогда раньше, стал младший командир политическим руководителем своего отделения.
Вошло в быт на самых коротких привалах читать статьи из газеты. И отделком разъяснял трудные места бойцам.
На тактических занятиях отделком объяснял обстановку: «Противник там-то. Положение такое-то. Нам делать то-то. Даешь образцовую работу!»
Когда шли на Пирсагат — подъем был «малость» длинен, — стали приставать бойцы. И Дядюкин бросает лозунг:
— Даешь образцовое наступление к дню Первого августа!
У него хороший, зычный, веселый голос, у нижегородца Дядюкина. И захромавший Ширяев прибавляет шагу.
— Не могу отстать! — кричит он. — Даешь к Первому августа… образцы… наступления. Даешь Пирсагат!
А после наступления, боя, обороны собирается у котелков отделение, и отделенный командир подводит итоги соцсоревнования, отмечает лучших, критикует отстающих, — настоящий политический руководитель отделения.
Ночью у костра сидит и лежит отделение. Звездная южная ночь опрокинулась над бивуаком, растеклась по небу, замерла.
— А вот скажите, товарищ отделком, у меня вопросик такой. Почему тут народ пшеницу мало сеет и чем же он живет? — Боец приподнимается и ждет ответа.
И отделком, напрягая память, вспоминая слышанное на политзанятиях, на инструктаже, начинает рассказывать об этом народе, почему он пшеницу мало сеет, откуда сюда пшеница идет и как тут советский чай цветет и нас от заграницы избавляет.
Будут еще и еще вопросы. Могут спросить и о том, почему звезда в небе висит и не падает, и о том, какие теперь права колхозникам дадены, и о том, есть ли все-таки бог или нет, и о том, верно ли, что война скоро будет и какая она будет. Мало ли о чем можно спросить!
И на все эти вопросы вчерашний станичник, сегодняшний младший командир Рабоче-Крестьянской Красной Армии, должен дать и даст по мере своих сил простой, толковый ответ.
Стоит над костром ночь, не похожая на кубанскую степную ночку. Горы тут выше колокольни станичной. Ночи тут холодные. Завтра вставать рано надо.
Спит отделение. Спит младший командир. Рот у него приоткрыт. Снится ему золотая Кубань и девушка в беленьком платочке…
ПЕРЕПРАВА ЧЕРЕЗ КУРУ
В ущелье реки Гедис-Дераси, впадающей в Куру, притаенно замер полк.
У мельницы, работающей на воде быстрой горной реки, — штаб полка. В расщелине между скалами — телефонная станция. Неподалеку, в леску, коновязь: кони лениво жуют сено.
На горе на дереве наблюдатель Юрченко. Бинокль его нацелен через Куру на другой берег, туда, где противник.
Рыскает по берегу разведвзвод Комахидзе, собирает данные о синих.
Ночью переправа.
Грохот стоит в верхней части ущелья: валят лес для моста. Огромные деревья покорно падают под топорами и пилами саперов.
Роты укрыто расположились по всему ущелью. На кусты наброшены палатки, сверху они замаскированы листьями. Под палатками кучки бойцов. Прорабатывают правила переправы.
Солнце играет в реке. Наблюдателю Юрченко видно: Кура глянцево блестит, как только что вымытая спина юрченковской лошади.
Весь день в штабе полка разрабатывают план переправы. Дело нешуточное: форсировать полком бурную, горную широкую реку.
Два с половиной метра в секунду — вот скорость Куры. Полногрудая, могучая, быстрая, она мчит свои воды стремительным гоном. Будет сносить к черту наши плоты и бить их, как щепки, о камни.
— Мы брали горные хребты, возьмем горные реки!
Командир полка Левушкин задумчиво смотрит на реку. У Левушкина орден Красного Знамени. Дело было так.
В июле девятнадцатого года во главе батальона наступал комбат Левушкин на селение Бори-Ренек против белых банд Юденича.
Батальон подошел к реке Луге и был внезапно обстрелян пулеметным и ружейным огнем противника.
Батальон был только недавно сколочен; Левушкин, командовавший раньше ротой, недавно назначен комбатом. Первая рота, услышав выстрелы, растерялась, дрогнула.
Левушкин увидел, как побежали назад испуганные стрелки первой роты, и закричал им:
— Куда вы? Эх, герои!..