Город без солнца
Шрифт:
— Ох, вы правы, — согласно кивнула медсестра, — мужчины иногда бывают очень упрямы.
— Его зовут Эрик Миллер, он поступил сюда семнадцатого апреля. Вы помните? — спросила умоляюще.
— Миллер, Миллер, — забормотала она, — что-то очень знакомое.
— Молодой мужчина, высокий, с темными волосами. Скорее всего он терял сознание или что-то вроде того.
— Ах да, — нахмурилась Дебора Макферсон, — вспомнила вашего Миллера. И вы совершенно правы. Он действительно поступил сюда, потому что потерял сознание на улице. Но быстро пришел в себя,
— Домой? — растерялась я. — Сам ушел?
— Конечно. Или нет… Подождите… Нет, вспомнила. За ним господин Морт приходил, он его и увел. Точно! Мистер Миллер — это же жених его дочери.
— Да, жених, — промямлила я.
— Да вы не переживайте так. Все с вашим другом нормально. Наш доктор осмотрел его тогда и не нашел ничего страшного, иначе так просто бы не отпустил.
— А с памятью у него никаких не было проблем?
— С памятью? — озадаченно переспросила она. — Вы знаете, было что-то такое. Он, когда очнулся, долго не мог понять, кто он и где находиться. Но потом появился господин Морт, и мистер Миллер очень быстро пришел в норму. Конечно, я бы не стала отпускать его так быстро, но доктор Томлинсон убедился, что мистер Миллер вполне здоров, а никаких тревожных симптомов не осталось. Да и господин Морт клятвенно пообещал, что будет следить за его состоянием и чуть что, сразу вернет сюда.
Несмотря на заверения сестры Макферсон, я недовольно покачала головой. Да уж, и это называется «не нашел ничего страшного». Будто осматривал не врач, а дилетант какой-то. Да наш семейный доктор силком бы уложил такого пациента в больницу и лично бы проследил, как тот лечится. А здесь — встал и ушел. И снова мелькает этот мэр. Подозрения в его причастности переросли в стойкую уверенность.
— Вы так беспокоитесь о своем друге… — протянула вдруг медсестра.
— Это плохо? — нахмурилась я.
— Нет, что вы. Наоборот. Мистеру Миллеру очень повезло. Не то, что этому бедолаге, — она махнула головой в сторону палаты, возле которой мы стояли.
Сквозь большое стекло в двери я рассмотрела небольшую одноместную палату, где на узкой койке лежал какой-то мужчина.
— А что с ним?
— Опухоль, — вздохнула женщина, — ему пара дней осталась, не больше. Да вот только мучается он больше не от болезни, а от тоски.
— От тоски? — тихо переспросила я.
— Да, Он женился полгода назад на девице, на тридцать лет его моложе.
Влюбился как мальчишка, на руках ее носил, подарками осыпал. Вы не смотрите, что возраст, такого заботливого мужчину сейчас редко найдешь. А потом заболел. И стало понятно, что этой даме нужны только его деньги.
— Она его бросила?
— Бросила, — грустно кивнула Дебора. — Он зовет ее постоянно. Умоляет, чтобы мы позвонили и попросили ее прийти. Каждое утро, как только просыпается, спрашивает, не пришла ли его Маргарет.
— А она что? Вы не нашли ее?
— А ей плевать, — женщина сжала кулаки в бессильной ярости, — ни разу даже и не навестила. Сколько раз мы ей звонили,
— Очень грустная история, — пробормотала я.
— Да уж. Так что ваш друг — счастливчик. Ладно, пойду я. А то и так с вами заболталась.
— Спасибо, — ответила я невпопад, и Дебора ушла.
А я стояла и рассеянно рассматривала несчастного пациента. Потом, поддавшись какому-то странному наитию, толкнула дверь и тихонько вошла внутрь.
Лежащий на койке мужчина был очень плох. Если бы не вздымающаяся от дыхания грудь, можно было бы принять его за мертвеца. Сероватая восковая кожа, темные круги под глубоко запавшими глазами, тонкие потрескавшиеся губы. Да, он умирал.
— Маргарет, это ты? — хрипло прошептал мужчина и скользнул по мне пустым невидящим взглядом. Он был совершенно слеп.
А ведь и правда ждет. Ждет и надеется до последнего, не веря, что любимый человек мог предать. Что могла легко вычеркнуть из жизни та, к чьим ногам он положил всего себя.
— Да, это я, — в его голосе было столько надежды, что я просто не могла ответить по-другому.
— Ты пришла, — выдохнул он облегченно и слабо улыбнулся, — наконец-то ты пришла.
— Пришла, — тихо шепнула я и, присев на край кровати, осторожно взяла его за тонкую, иссушенную болезнью руку. — Прости, что так долго.
— Это ничего. Главное, что сейчас ты рядом. Ты же побудешь со мной? — спросил он умоляюще.
— Конечно, — я легонько погладила узловатые пальцы. — Я здесь. Ты просто ничего не бойся.
— Спой мне, Маргарет, — попросил он еле слышно, — мне так нравится слушать твой голос. А я посплю немного.
Неожиданная просьба. Но пусть так, может быть это его последняя радость в жизни. Я прикрыла глаза, вспоминая нужные слова, а потом тихо-тихо запела:
Ты мигай, звезда ночная,
Где ты, кто ты — я не знаю.
Высоко ты надо мной,
Как алмаз во тьме ночной.
Я напевала старую колыбельную, стараясь, чтобы голос не дрожал очень сильно, и смотрела, как медленно расслабляется лицо мужчины. Тихая песня разливалась по палате, отгораживая ее обитателя от больничного шума и суеты, прогоняя боль и усталость. Хотелось верить, что сейчас умирающему на память приходит то, что когда-то делало его счастливым.
Только солнышко зайдет,
Тьма на землю упадет, -
Ты появишься, сияя.
Так мигай, звезда ночная.
— Как хорошо, Маргарет, — голос, больше похожий на шелест опадающих листьев.
Тот, кто ночь в пути проводит.
Знаю, глаз с тебя не сводит:
Он бы сбился и пропал,
Если б свет твой не сиял.
В темном небе ты не спишь,
Ты в окно ко мне глядишь,
Бодрых глаз не закрываешь,
Видно, солнце поджидаешь.
Эти ясные лучи
Светят путнику в ночи.
Кто ты, где ты — я не знаю,
Но мигай, звезда ночная.